Ее усы и брови необыкновенно шли к ней

X

— Бывает с тобой, — сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, — бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет — ничего; что все, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
— Еще как! — сказал он. — У меня бывало, что все хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что все это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
— Ах, я это знаю. Знаю, знаю, — подхватила Наташа. — Я еще маленькая была, так со мной это было. Помнишь, раз меня за сливы наказали, и вы все танцевали, а я сидела в классной и рыдала. Так рыдала, никогда не забуду. Мне и грустно было и жалко было всех, и себя, всех-всех жалко. И главное, я не виновата была, — сказала Наташа, — ты помнишь?
— Помню, — сказал Николай. — Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить, и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка-болванчик, и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
— А помнишь ты, — сказала Наташа с задумчивой улыбкой, — как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, и темно было — мы пришли, и вдруг там стоит…
— Арап, — докончил Николай с радостной улыбкой, — как же не помнить. Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
— Он серый был, помнишь, и белые зубы — стоит и смотрит на нас…
— Вы помните, Соня? — спросил Николай.
— Да, да, я тоже помню что-то, — робко отвечала Соня.
— Я ведь спрашивала про этого арапа у папа́ и у мама́, — сказала Наташа. — Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
— Как же, как теперь помню его зубы.
— Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
— А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг — две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было или нет? Помнишь, как хорошо было…
— Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья? — Они перебирали, улыбаясь, с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему-то.
Соня, как всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
— А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, — сказала Наташа, — и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это неправда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной.
— Барышня, петуха принесли, — шепотом сказала девушка.
— Не надо, Поля, вели отнести, — сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
— Эдуард Карлыч, сыграйте, пожалуйста, мой любимый Nocturne мосье Фильда, — сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал:
— Молодежь как смирно сидит!
— Да мы философствуем, — сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
— Знаешь, я думаю, — сказала Наташа шепотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и все сидел, слабо перебирая струны, видимо, в нерешительности оставить или начать что-нибудь новое, — что когда этак вспоминаешь, вспоминаешь, все вспоминаешь, до того довспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете.
— Это метампсикоза, — сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. — Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
— Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, — сказала Наташа тем же шепотом, хотя и музыка кончилась, — а я знаю наверное, что мы были ангелами там где-то и здесь были, и от этого всё помним…
— Можно мне присоединиться к вам? — сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
— Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? — сказал Николай. — Нет, это не может быть!
— Не ниже, кто ж тебе сказал, что ниже?.. Почему я знаю, чем я была прежде, — с убеждением возразила Наташа. — Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
— Да, но трудно нам представить вечность, — сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
— Отчего же трудно представить вечность? — сказала Наташа. — Нынче будет, завтра будет, всегда будет, и вчера было и третьего дня было.
— Наташа! теперь твой черед. Спой мне что-нибудь, — послышался голос графини. — Что вы уселись, точно заговорщики.
— Мама! мне так не хочется, — сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из диванной, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорд. Как всегда, став на середину зады и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно и прежде и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митенькой, слышал ее пенье и, как ученик, торопящийся идти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему, и, наконец, замолчал, и Митенька, тоже слушая молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть насколько-нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо-грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что-то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
— Нет, графиня, — сказал он наконец, — это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
— Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, — сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего-то слишком много в Наташе и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
— Дурак! — закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться. — Ничего, маменька, право, ничего, так: Петя испугал меня, — говорила она, стараясь улыбаться, но слезы все текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые: медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснились в залу; и сначала застенчиво, а потом все веселее и дружнее начались песни, пляски, хороводы и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда-то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах — это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс — это был Диммлер, гусар — Наташа и черкес — Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны ненаряженных молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому-нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
— Нет, ну что вы его, старика, расстроите! — сказала графиня. — Да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
— Вот, ma chère, умно, — подхватил расшевелившийся старый граф — Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m-me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно-энергическом настроении. Какой-то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, все более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз и, переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа, с орловским рысаком в корню; четвертая — собственная Николая, с его низеньким вороным косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m-me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
— Пошел вперед, Захар! — крикнул Николай кучеру отца, чтоб иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно-блестящая, с сизым отблеском снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз толкнул ухаб в передних санях; точно так же толкнуло следующие сани и следующие, и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
— След заячий, много следов! — прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
— Как видно, Nicolas! — сказал голос Сони. Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтобы ближе рассмотреть ее лицо. Какое-то совсем новое, милое лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», — подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
— Вы что, Nicolas?
— Ничего, — сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «Начинать? Или рано еще?» Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье, и хохот, и голоса наряженных.
— Ну ли вы, разлюбезные! — крикнул Николай, с одной стороны поддергивая вожжу и отводя с кнутом руку. И только по усилившемуся как будто навстречу ветру и по подергиванью натягивающих и все прибавляющих скоку пристяжных заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой-то горы, въехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем? — подумал Николай. — По Косому лугу, должно быть. Но нет, это что-то новое, чего я никогда не видал. Это не Косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что-то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» — И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже обындевевшее до бровей лицо. Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
— Ну, держись, барин, — проговорил он. Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
— Врешь, барин, — прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпа́ли мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была все та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? — думал Николай. — Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает что́ с нами делается — и очень странно и хорошо то, что́ с нами делается». — Он оглянулся в сани.
— Посмотри, у него и усы и ресницы — все белое, — сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, — подумал Николай, — а эта m-me Schoss; а может быть, и нет, а этот черкес с усами — не знаю кто, но я люблю ее».
— Не холодно ли вам? — спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что-то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
— Да, да, — смеясь, отвечали голоса.
Однако вот какой-то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой-то анфиладой мраморных ступеней, и какие-то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких-то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали бог знает где и приехали в Мелюковку», — думал Николай.
Действительно, это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
— Кто такой? — спрашивали с подъезда.
— Графские наряженные, по лошадям вижу, — отвечали голоса.

Читайте также:  Почему болит голова в области лба и бровей

Источник

— Íåò, íó ÷òî âû åãî, ñòàðèêà, ðàññòðîèòå! — ñêàçàëà ãðàôèíÿ, — äà è íåãäå ïîâåðíóòüñÿ ó íåãî. Óæ åõàòü, òàê ê Ìåëþêîâûì.

Ìåëþêîâà áûëà âäîâà ñ äåòüìè ðàçíîîáðàçíîãî âîçðàñòà, òàêæå ñ ãóâåðíàíòêàìè è ãóâåðíåðàìè, æèâøàÿ â ÷åòûðåõ âåðñòàõ îò Ðîñòîâûõ.

— Âîò, ma chere, óìíî, — ïîäõâàòèë ðàñøåâåëèâøèéñÿ ñòàðûé ãðàô. — Äàâàé ñåé÷àñ íàðÿæóñü è ïîåäó ñ âàìè. Óæ ÿ Ïàøåòó ðàñøåâåëþ.

Íî ãðàôèíÿ íå ñîãëàñèëàñü îòïóñòèòü ãðàôà: ó íåãî âñå ýòè äíè áîëåëà íîãà. Ðåøèëè, ÷òî Èëüå Àíäðååâè÷ó åõàòü íåëüçÿ, à ÷òî åæåëè Ëóèçà Èâàíîâíà (m-me Schoss) ïîåäåò, òî áàðûøíÿì ìîæíî åõàòü ê Ìåëþêîâîé. Ñîíÿ, âñåãäà ðîáêàÿ è çàñòåí÷èâàÿ, íàñòîÿòåëüíåå âñåõ ñòàëà óïðàøèâàòü Ëóèçó Èâàíîâíó íå îòêàçàòü èì.

Íàðÿä Ñîíè áûë ëó÷øå âñåõ. Åå óñû è áðîâè íåîáûêíîâåííî øëè ê íåé. Âñå ãîâîðèëè åé, ÷òî îíà î÷åíü õîðîøà, è îíà íàõîäèëàñü â íåñâîéñòâåííîì åé îæèâëåííî-ýíåðãè÷åñêîì íàñòðîåíèè. Êàêîé-òî âíóòðåííèé ãîëîñ ãîâîðèë åé, ÷òî íûí÷å èëè íèêîãäà ðåøèòñÿ åå ñóäüáà, è îíà â ñâîåì ìóæñêîì ïëàòüå êàçàëàñü ñîâñåì äðóãèì ÷åëîâåêîì. Ëóèçà Èâàíîâíà ñîãëàñèëàñü, è ÷åðåç ïîë÷àñà ÷åòûðå òðîéêè ñ êîëîêîëü÷èêàìè è áóáåí÷èêàìè, âèçæà è ñâèñòÿ ïîäðåçàìè ïî ìîðîçíîìó ñíåãó, ïîäúåõàëè ê êðûëüöó.

Íàòàøà ïåðâàÿ äàëà òîí ñâÿòî÷íîãî âåñåëüÿ, è ýòî âåñåëüå, îòðàæàÿñü îò îäíîãî ê äðóãîìó, âñ¸ áîëåå è áîëåå óñèëèâàëîñü è äîøëî äî âûñøåé ñòåïåíè â òî âðåìÿ, êîãäà âñå âûøëè íà ìîðîç, è ïåðåãîâàðèâàÿñü, ïåðåêëèêàÿñü, ñìåÿñü è êðè÷à, ðàññåëèñü â ñàíè.

Äâå òðîéêè áûëè ðàçãîííûå, òðåòüÿ òðîéêà ñòàðîãî ãðàôà ñ îðëîâñêèì ðûñàêîì â êîðíþ; ÷åòâåðòàÿ ñîáñòâåííàÿ Íèêîëàÿ ñ åãî íèçåíüêèì, âîðîíûì, êîñìàòûì êîðåííèêîì. Íèêîëàé â ñâîåì ñòàðóøå÷üåì íàðÿäå, íà êîòîðûé îí íàäåë ãóñàðñêèé, ïîäïîÿñàííûé ïëàù, ñòîÿë â ñåðåäèíå ñâîèõ ñàíåé, ïîäîáðàâ âîææè.

Читайте также:  Уроки как делать татуаж бровей

Áûëî òàê ñâåòëî, ÷òî îí âèäåë îòáëåñêèâàþùèå íà ìåñÿ÷íîì ñâåòå áëÿõè è ãëàçà ëîøàäåé, èñïóãàííî îãëÿäûâàâøèõñÿ íà ñåäîêîâ, øóìåâøèõ ïîä òåìíûì íàâåñîì ïîäúåçäà.

 ñàíè Íèêîëàÿ ñåëè Íàòàøà, Ñîíÿ, m-me Schoss è äâå äåâóøêè.  ñàíè ñòàðîãî ãðàôà ñåëè Äèììëåð ñ æåíîé è Ïåòÿ; â îñòàëüíûå ðàññåëèñü íàðÿæåííûå äâîðîâûå.

— Ïîøåë âïåðåä, Çàõàð! — êðèêíóë Íèêîëàé êó÷åðó îòöà, ÷òîáû èìåòü ñëó÷àé ïåðåãíàòü åãî íà äîðîãå.

Òðîéêà ñòàðîãî ãðàôà, â êîòîðóþ ñåë Äèììëåð è äðóãèå ðÿæåíûå, âèçæà ïîëîçüÿìè, êàê áóäòî ïðèìåðçàÿ ê ñíåãó, è ïîáðÿêèâàÿ ãóñòûì êîëîêîëüöîì, òðîíóëàñü âïåðåä. Ïðèñòÿæíûå æàëèñü íà îãëîáëè è óâÿçàëè, âûâîðà÷èâàÿ êàê ñàõàð êðåïêèé è áëåñòÿùèé ñíåã.

Íèêîëàé òðîíóëñÿ çà ïåðâîé òðîéêîé; ñçàäè çàøóìåëè è çàâèçæàëè îñòàëüíûå. Ñíà÷àëà åõàëè ìàëåíüêîé ðûñüþ ïî óçêîé äîðîãå. Ïîêà åõàëè ìèìî ñàäà, òåíè îò îãîëåííûõ äåðåâüåâ ëîæèëèñü ÷àñòî ïîïåðåê äîðîãè è ñêðûâàëè ÿðêèé ñâåò ëóíû, íî êàê òîëüêî âûåõàëè çà îãðàäó, àëìàçíî-áëåñòÿùàÿ, ñ ñèçûì îòáëåñêîì, ñíåæíàÿ ðàâíèíà, âñÿ îáëèòàÿ ìåñÿ÷íûì ñèÿíèåì è íåïîäâèæíàÿ, îòêðûëàñü ñî âñåõ ñòîðîí. Ðàç, ðàç, òîëêîíóë óõàá â ïåðåäíèõ ñàíÿõ; òî÷íî òàê æå òîëêîíóëî ñëåäóþùèå ñàíè è ñëåäóþùèå è, äåðçêî íàðóøàÿ çàêîâàííóþ òèøèíó, îäíè çà äðóãèìè ñòàëè ðàñòÿãèâàòüñÿ ñàíè.

— Ñëåä çàÿ÷èé, ìíîãî ñëåäîâ! — ïðîçâó÷àë â ìîðîçíîì ñêîâàííîì âîçäóõå ãîëîñ Íàòàøè.

— Êàê âèäíî, Nicolas! — ñêàçàë ãîëîñ Ñîíè. — Íèêîëàé îãëÿíóëñÿ íà Ñîíþ è ïðèãíóëñÿ, ÷òîá áëèæå ðàññìîòðåòü åå ëèöî. Êàêîå-òî ñîâñåì íîâîå, ìèëîå, ëèöî, ñ ÷åðíûìè áðîâÿìè è óñàìè, â ëóííîì ñâåòå, áëèçêî è äàëåêî, âûãëÿäûâàëî èç ñîáîëåé.

«Ýòî ïðåæäå áûëà Ñîíÿ», ïîäóìàë Íèêîëàé. Îí áëèæå âãëÿäåëñÿ â íåå è óëûáíóëñÿ.

— Âû ÷òî, Nicolas?

— Íè÷åãî, — ñêàçàë îí è ïîâåðíóëñÿ îïÿòü ê ëîøàäÿì.

Âûåõàâ íà òîðíóþ, áîëüøóþ äîðîãó, ïðèìàñëåííóþ ïîëîçüÿìè è âñþ èññå÷åííóþ ñëåäàìè øèïîâ, âèäíûìè â ñâåòå ìåñÿöà, ëîøàäè ñàìè ñîáîé ñòàëè íàòÿãèâàòü âîææè è ïðèáàâëÿòü õîäó. Ëåâàÿ ïðèñòÿæíàÿ, çàãíóâ ãîëîâó, ïðûæêàìè ïîäåðãèâàëà ñâîè ïîñòðîìêè. Êîðåííîé ðàñêà÷èâàëñÿ, ïîâîäÿ óøàìè, êàê áóäòî ñïðàøèâàÿ: «íà÷èíàòü èëè ðàíî åùå?» — Âïåðåäè, óæå äàëåêî îòäåëèâøèñü è çâåíÿ óäàëÿþùèìñÿ ãóñòûì êîëîêîëüöîì, ÿñíî âèäíåëàñü íà áåëîì ñíåãó ÷åðíàÿ òðîéêà Çàõàðà. Ñëûøíû áûëè èç åãî ñàíåé ïîêðèêèâàíüå è õîõîò è ãîëîñà íàðÿæåííûõ.

— Íó ëè âû, ðàçëþáåçíûå, — êðèêíóë Íèêîëàé, ñ îäíîé ñòîðîíû ïîäåðãèâàÿ âîææó è îòâîäÿ ñ êíóòîì póêó. È òîëüêî ïî óñèëèâøåìóñÿ êàê áóäòî íà âñòðå÷ó âåòðó, è ïî ïîäåðãèâàíüþ íàòÿãèâàþùèõ è âñ¸ ïðèáàâëÿþùèõ ñêîêó ïðèñòÿæíûõ, çàìåòíî áûëî, êàê øèáêî ïîëåòåëà òðîéêà. Íèêîëàé îãëÿíóëñÿ íàçàä. Ñ êðèêîì è âèçãîì, ìàõàÿ êíóòàìè è çàñòàâëÿÿ ñêàêàòü êîðåííûõ, ïîñïåâàëè äðóãèå òðîéêè. Êîðåííîé ñòîéêî ïîêîëûõèâàëñÿ ïîä äóãîé, íå äóìàÿ ñáèâàòü è îáåùàÿ åùå è åùå íàääàòü, êîãäà ïîíàäîáèòñÿ.

Читайте также:  Курсы наращивания бровей и ресниц

Íèêîëàé äîãíàë ïåðâóþ òðîéêó. Îíè ñúåõàëè ñ êàêîé-òî ãîðû, âûåõàëè íà øèðîêî-ðàçúåçæåííóþ äîðîãó ïî ëóãó îêîëî ðåêè.

«Ãäå ýòî ìû åäåì?» ïîäóìàë Íèêîëàé. — «Ïî êîñîìó ëóãó äîëæíî áûòü. Íî íåò, ýòî ÷òî-òî íîâîå, ÷åãî ÿ íèêîãäà íå âèäàë. Ýòî íå êîñîé ëóã è íå ĸìêèíà ãîðà, à ýòî Áîã çíàåò ÷òî òàêîå! Ýòî ÷òî-òî íîâîå è âîëøåáíîå. Íó, ÷òî áû òàì íè áûëî!» È îí, êðèêíóâ íà ëîøàäåé, ñòàë îáúåçæàòü ïåðâóþ òðîéêó.

Çàõàð ñäåðæàë ëîøàäåé è îáåðíóë ñâîå óæå îáúèíäåâåâøåå äî áðîâåé ëèöî.

Íèêîëàé ïóñòèë ñâîèõ ëîøàäåé; Çàõàð, âûòÿíóâ âïåðåä ðóêè, ÷ìîêíóë è ïóñòèë ñâîèõ.

— Íó äåðæèñü, áàðèí, — ïðîãîâîðèë îí. — Åùå áûñòðåå ðÿäîì ïîëåòåëè òðîéêè, è áûñòðî ïåðåìåíÿëèñü íîãè ñêà÷óùèõ ëîøàäåé. Íèêîëàé ñòàë çàáèðàòü âïåðåä. Çàõàð, íå ïåðåìåíÿÿ ïîëîæåíèÿ âûòÿíóòûõ ðóê, ïðèïîäíÿë îäíó ðóêó ñ âîææàìè.

— Âðåøü, áàðèí, — ïðîêðè÷àë îí Íèêîëàþ. Íèêîëàé â ñêîê ïóñòèë âñåõ ëîøàäåé è ïåðåãíàë Çàõàðà. Ëîøàäè çàñûïàëè ìåëêèì, ñóõèì ñíåãîì ëèöà ñåäîêîâ, ðÿäîì ñ íèìè çâó÷àëè ÷àñòûå ïåðåáîðû è ïóòàëèñü áûñòðî äâèæóùèåñÿ íîãè, è òåíè ïåðåãîíÿåìîé òðîéêè. Ñâèñò ïîëîçüåâ ïî ñíåãó è æåíñêèå âçâèçãè ñëûøàëèñü ñ ðàçíûõ ñòîðîí.

Îïÿòü îñòàíîâèâ ëîøàäåé, Íèêîëàé îãëÿíóëñÿ êðóãîì ñåáÿ. Êðóãîì áûëà âñ¸ òà æå ïðîïèòàííàÿ íàñêâîçü ëóííûì ñâåòîì âîëøåáíàÿ ðàâíèíà ñ ðàññûïàííûìè ïî íåé çâåçäàìè.

«Çàõàð êðè÷èò, ÷òîáû ÿ âçÿë íàëåâî; à çà÷åì íàëåâî? äóìàë Íèêîëàé. Ðàçâå ìû ê Ìåëþêîâûì åäåì, ðàçâå ýòî Ìåëþêîâêà? Ìû Áîã çíàåò ãäå åäåì, è Áîã çíàåò, ÷òî ñ íàìè äåëàåòñÿ — è î÷åíü ñòðàííî è õîðîøî òî, ÷òî ñ íàìè äåëàåòñÿ». Îí îãëÿíóëñÿ â ñàíè.

— Ïîñìîòðè, ó íåãî è óñû è ðåñíèöû, âñ¸ áåëîå, — ñêàçàë îäèí èç ñèäåâøèõ ñòðàííûõ, õîðîøåíüêèõ è ÷óæèõ ëþäåé ñ òîíêèìè óñàìè è áðîâÿìè.

«Ýòîò, êàæåòñÿ, áûëà Íàòàøà, ïîäóìàë Íèêîëàé, à ýòà m-me Schoss; à ìîæåò áûòü è íåò, à ýòî ÷åðêåñ ñ óñàìè íå çíàþ êòî, íî ÿ ëþáëþ åå».

— Íå õîëîäíî ëè âàì? — ñïðîñèë îí. Îíè íå îòâå÷àëè è çàñìåÿëèñü. Äèììëåð èç çàäíèõ ñàíåé ÷òî-òî êðè÷àë, âåðîÿòíî ñìåøíîå, íî íåëüçÿ áûëî ðàññëûøàòü, ÷òî îí êðè÷àë.

— Äà, äà, — ñìåÿñü îòâå÷àëè ãîëîñà.

— Îäíàêî âîò êàêîé-òî âîëøåáíûé ëåñ ñ ïåðåëèâàþùèìèñÿ ÷åðíûìè òåíÿìè è áëåñòêàìè àëìàçîâ è ñ êàêîé-òî àíôèëàäîé ìðàìîðíûõ ñòóïåíåé, è êàêèå-òî ñåðåáðÿíûå êðûøè âîëøåáíûõ çäàíèé, è ïðîíçèòåëüíûé âèçã êàêèõ-òî çâåðåé. «À åæåëè è â ñàìîì äåëå ýòî Ìåëþêîâêà, òî åùå ñòðàííåå òî, ÷òî ìû åõàëè Áîã çíàåò ãäå, è ïðèåõàëè â Ìåëþêîâêó», äóìàë Íèêîëàé.

Äåéñòâèòåëüíî ýòî áûëà Ìåëþêîâêà, è íà ïîäúåçä âûáåæàëè äåâêè è ëàêåè ñî ñâå÷àìè è ðàäîñòíûìè ëèöàìè.

— Êòî òàêîé? — ñïðàøèâàëè ñ ïîäúåçäà.

— Ãðàôñêèå íàðÿæåííûå, ïî ëîøàäÿì âèæó, — îòâå÷àëè ãîëîñà.

XI

Ïåëàãåÿ Äàíèëîâíà Ìåëþêîâà, øèðîêàÿ, ýíåðãè÷åñêàÿ æåíùèíà, â î÷êàõ è ðàñïàøíîì êàïîòå, ñèäåëà â ãîñòèíîé, îêðóæåííàÿ äî÷åðüìè, êîòîðûì îíà ñòàðàëàñü íå äàòü ñêó÷àòü. Îíè òèõî ëèëè âîñê è ñìîòðåëè íà òåíè âûõîäèâøèõ ôèãóð, êîãäà çàøóìåëè â ïåðåäíåé øàãè è ãîëîñà ïðèåçæèõ.

Ãóñàðû, áàðûíè, âåäüìû, ïàÿñû, ìåäâåäè, ïðîêàøëèâàÿñü è îáòèðàÿ çàèíäåâåâøèå îò ìîðîçà ëèöà â ïåðåäíåé, âîøëè â çàëó, ãäå ïîñïåøíî çàæèãàëè ñâå÷è. Ïàÿö — Äèììëåð ñ áàðûíåé — Íèêîëàåì îòêðûëè ïëÿñêó. Îêðóæåííûå êðè÷àâøèìè äåòüìè, ðÿæåíûå, çàêðûâàÿ ëèöà è ìåíÿÿ ãîëîñà, ðàñêëàíèâàëèñü ïåðåä õîçÿéêîé è ðàññòàíàâëèâàëèñü ïî êîìíàòå.

— Àõ, óçíàòü íåëüçÿ! À Íàòàøà-òî! Ïîñìîòðèòå, íà êîãî îíà ïîõîæà! Ïðàâî, íàïîìèíàåò êîãî-òî. Ýäóàðä-òî Êàðëû÷ êàê õîðîø! ß íå óçíàëà. Äà êàê òàíöóåò! Àõ, áàòþøêè, è ÷åðêåñ êàêîé-òî; ïðàâî, êàê èäåò Ñîíþøêå. Ýòî åùå êòî? Íó, óòåøèëè! Ñòîëû-òî ïðèìèòå, Íèêèòà, Âàíÿ. À ìû òàê òèõî ñèäåëè!

— Õà-õà-õà!.. Ãóñàð-òî, ãóñàð-òî! Òî÷íî ìàëü÷èê, è íîãè!.. ß âèäåòü íå ìîã󅠗 ñëûøàëèñü ãîëîñà.

Íàòàøà, ëþáèìèöà ìîëîäûõ Ìåëþêîâûõ, ñ íèìè âìåñòå èñ÷åçëà â çàäíèå êîìíàòû, êóäà áûëà ïîòðåáîâàíà ïðîáêà è ðàçíûå õàëàòû è ìóæñêèå ïëàòüÿ, êîòîðûå â ðàñòâîðåííóþ äâåðü ïðèíèìàëè îò ëàêåÿ îãîëåííûå äåâè÷üè ðóêè. ×åðåç äåñÿòü ìèíóò âñÿ ìîëîäåæü ñåìåéñòâà Ìåëþêîâûõ ïðèñîåäèíèëàñü ê ðÿæåíûì.

Ïåëàãåÿ Äàíèëîâíà, ðàñïîðÿäèâøèñü î÷èñòêîé ìåñòà äëÿ ãîñòåé è óãîùåíèÿìè äëÿ ãîñïîä è äâîðîâûõ, íå ñíèìàÿ î÷êîâ, ñ ñäåðæèâàåìîé óëûáêîé, õîäèëà ìåæäó ðÿæåíûìè, áëèçêî ãëÿäÿ èì â ëèöà è íèêîãî íå óçíàâàÿ. Îíà íå óçíàâàëà íå òîëüêî Ðîñòîâûõ è Äèììëåðà, íî è íèêàê íå ìîãëà óçíàòü íè ñâîèõ äî÷åðåé, íè òåõ ìóæíèíûõ õàëàòîâ è ìóíäèðîâ, êîòîðûå áûëè íà íèõ.

— À ýòî ÷üÿ òàêàÿ? — ãîâîðèëà îíà, îáðàùàÿñü ê ñâîåé ãóâåðíàíòêå è ãëÿäÿ â ëèöî ñâîåé äî÷åðè, ïðåäñòàâëÿâøåé êàçàíñêîãî òàòàðèíà. — Êàæåòñÿ, èç Ðîñòîâûõ êòî-òî. Íó è âû, ãîñïîäèí ãóñàð, â êàêîì ïîëêó ñëóæèòå? — ñïðàøèâàëà îíà Íàòàøó. — Òóðêå-òî, òóðêå ïàñòèëû ïîäàé, — ãîâîðèëà îíà îáíîñèâøåìó áóôåò÷èêó: — ýòî èõ çàêîíîì íå çàïðåùåíî.

Èíîãäà, ãëÿäÿ íà ñòðàííûå, íî ñìåøíûå ïà, êîòîðûå âûäåëûâàëè òàíöóþùèå, ðåøèâøèå ðàç íàâñåãäà, ÷òî îíè íàðÿæåííûå, ÷òî íèêòî èõ íå óçíàåò è ïîòîìó íå êîíôóçèâøèåñÿ, — Ïåëàãåÿ Äàíèëîâíà çàêðûâàëàñü ïëàòêîì, è âñ¸ òó÷íîå òåëî åå òðÿñëîñü îò íåóäåðæèìîãî äîáðîãî, ñòàðóøå÷üåãî ñìåõà. — Ñàøèíåò-òî ìîÿ, Ñàøèíåò-òî! — ãîâîðèëà îíà.

Ïîñëå ðóññêèõ ïëÿñîê è õîðîâîäîâ Ïåëàãåÿ Äàíèëîâíà ñîåäèíèëà âñåõ äâîðîâûõ è ãîñïîä âìåñòå, â îäèí áîëüøîé êðóã; ïðèíåñëè êîëüöî, âåðåâî÷êó è ðóáëèê, è óñòðîèëèñü îáùèå èãðû.

×åðåç ÷àñ âñå êîñòþìû èçìÿëèñü è ðàññòðîèëèñü. Ïðîáî÷íûå óñû è áðîâè ðàçìàçàëèñü ïî âñïîòåâøèì, ðàçãîðåâøèìñÿ è âåñåëûì ëèöàì. Ïåëàãåÿ Äàíèëîâíà ñòàëà óçíàâàòü ðÿæåíûõ, âîñõèùàëàñü òåì, êàê õîðîøî áûëè ñäåëàíû êîñòþìû, êàê øëè îíè îñîáåííî ê áàðûøíÿì, è áëàãîäàðèëà âñåõ çà òî, ÷òî òàê ïîâåñåëèëè åå. Ãîñòåé ïîçâàëè óæèíàòü â ãîñòèíóþ, à â çàëå ðàñïîðÿäèëèñü óãîùåíèåì äâîðîâûõ.

— Íåò, â áàíå ãàäàòü, âîò ýòî ñòðàøíî! — ãîâîðèëà çà óæèíîì ñòàðàÿ äåâóøêà, æèâøàÿ ó Ìåëþêîâûõ.

— Îò÷åãî æå? — ñïðîñèëà ñòàðøàÿ äî÷ü Ìåëþêîâûõ.

— Äà íå ïîéäåòå, òóò íàäî õðàáðîñòü…

— ß ïîéäó, — ñêàçàëà Ñîíÿ.

— Ðàññêàæèòå, êàê ýòî áûëî ñ áàðûøíåé? — ñêàçàëà âòîðàÿ Ìåëþêîâà.

— Äà âîò òàê-òî, ïîøëà îäíà áàðûøíÿ, — ñêàçàëà ñòàðàÿ äåâóøêà, — âçÿëà ïåòóõà, äâà ïðèáîðà — êàê ñëåäóåò, ñåëà. Ïîñèäåëà, òîëüêî ñëûøèò, âäðóã åäåò… ñ êîëîêîëüöàìè, ñ áóáåíöàìè ïîäúåõàëè ñàíè; ñëûøèò, èäåò. Âõîäèò ñîâñåì â îáðàçå ÷åëîâå÷åñêîì, êàê åñòü îôèöåð, ïðèøåë è ñåë ñ íåé çà ïðèáîð.

— À! À!.. — çàêðè÷àëà Íàòàøà, ñ óæàñîì âûêàòûâàÿ ãëàçà.

— Äà êàê æå, îí òàê è ãîâîðèò?

— Äà, êàê ÷åëîâåê, âñ¸ êàê äîëæíî áûòü, è ñòàë, è ñòàë óãîâàðèâàòü, à åé áû íàäî çàíÿòü åãî ðàçãîâîðîì äî ïåòóõîâ; à îíà çàðîáåëà; — òîëüêî çàðîáåëà è çàêðûëàñü ðóêàìè. Îí åå è ïîäõâàòèë. Õîðîøî, ÷òî òóò äåâóøêè ïðèáåæàëè…

— Íó, ÷òî ïóãàòü èõ! — ñêàçàëà Ïåëàãåÿ Äàíèëîâíà.

Источник