Иностранцы иностранки нет от пяток до бровей
Какой была мода второй половины 1940-х? Эпоха противоречива: с одной стороны страна восстанавливается после войны и людям вроде бы не до красивых нарядов. С другой — когда, как не сейчас, свободно вздохнуть и вспомнить, что одежда может быть способом самовыражения: не только практичной, но и красивой. VATNIKSTAN рассказывает о модных тенденциях послевоенного периода, влиянии трофейного кино на массовую моду и стилягах.
Модные тенденции второй половины 40-х
Во второй половине 40-х мода в СССР остаётся уделом «избранных», преимущественно женщин и горожан: одежды не хватает, поэтому практичность и долговечность большинство людей ценят сильнее красоты.
Государство в этот период признаёт важность моды: она представляется партийцам одним из средств пропаганды и даже орудием борьбы в Холодной войне. Правительство хотело, чтобы в СССР шили современные наряды по собственным эскизам, а не копировали Запад. Для этого в 1944 году начал работу Московский дом моделей одежды. Под его руководством советская швейная промышленность должна была стать «синтезом лучшей мировой и отечественной практики».
Журнал Московского дома моделей
Пожалуй, главная тенденция массовой моды конца 40-х — подражание западным образам, которые советские граждане узнавали из кинематографа. Трофейные ленты показывали в кино без уточнения, в какой стране они сняты. Показу предшествовали титры: «Этот фильм взят в качестве трофея после разгрома Советской Армией немецко-фашистских войск под Берлином в 1945 году». Больше всего зрителей привлекали развлекательные, познавательные и музыкальные ленты: «Индийская гробница», «Охотники за каучуком», «Тоска», «Чио-Чио-сан», «Девушка моей мечты», а также биографии Рембрандта, Моцарта, Шиллера. Кино было не только вариантом времяпрепровождения, но и источником вдохновения. Так, советские модницы вдохновлялись образами немецких актрис, подражали их нарядам и причёскам.
Немецкая актриса Марика Рекк в Девушка моей мечты 1944
Значение трофеев для моды упоминал и Эдуард Лимонов в книге «У нас была великая эпоха»:
«На барахолках страны приземлились и пошли по рукам платья, костюмы, пальто для всех полов и возрастов — «трофейное барахло», вывезенное солдатами в вещевых мешках из покорённой Германии… Каталогом и гидом для путешествий по морю кожаных тирольских шорт, румынских, итальянских и венгерских военных пальто и детских берлинских костюмчиков служили американские фильмы… Глядя на голливудских девушек и суровых гангстеров в двубортных костюмах и шляпах, запоминала русская молодёжь модели одежды».
Одежду на заказ в этот период почти не шьют: для большинства это слишком дорого. Начинается массовый пошив готовой одежды, из многообразия которой предлагалось формировать собственный стиль.
Московский дом моделей одежды
Можно предположить, что в катастрофически трудные годы войны развитие моды в Советском Союзе остановилось. Однако это правда только наполовину. Возрождение отрасли ожидаемо стартовало в Москве. Уже в 1944 в столице начал работу Московский дом моделей одежды (МДМО). Перед этим учреждением Правительство ставило несколько задач: создание новых современных моделей, внедрение их в массовое швейное производство, а также контроль предприятий в сфере лёгкой промышленности. Если первые два направления давались учреждению относительно легко и вписывались в видение его руководителей, но для контроля у Дома моделей не было ни ресурсов, ни полномочий. Эти противоречия сохранятся на протяжении всех десятилетий работы МДМО.
Дом моделей создавали на базе ведущих столичных учреждений моды 1930-х годов: художественного ателье на Кузнецком мосту и треста «Мосиндодежда».
Здание дома моделей на Кузнецком мосту
Сложилась двойственная ситуация: государство хотело развивать моду, но не имело для этого денег. У Дома моделей не было собственной машины, а за помещение на Кузнецком мосту пришлось побороться с военными учреждениями. Планировалось, что МДМО будет разрабатывать модели одежды для швейных фабрик, а те будут платить ему за новые выкройки. Учреждение должно было стать самоокупаемым: не требовать на свою деятельность денег из бюджета. На практике схема оказалась нерабочей, потому что швейные предприятия не хотели покупать новинки и шили по старым образцам 20-х и 30-х годов.
Источником дохода Дома моделей в годы войны стали заказы Главособторга. Работники МДМО не только разрабатывали эскизы новой одежды, но и сами шили её небольшими партиями. Хотя изначально такая задача перед ним не ставилась. В 1945–47 МДМО перестроится на гражданскую одежду и снова будет производить самостоятельно (а не только готовить выкройки).
Предполагалось, что после войны Дом моделей создаст концепцию «советской моды». Она должна была стать основой для планирования в лёгкой промышленности на годы вперёд. При этом МДМО настоятельно призывали «не брать иностранные журналы мод и копировать, а создавать своё». Мода рассматривалась как средство пропаганды и источник повышения культуры граждан. Так сформировался основной принцип советского моделирования нарядов: «нужно соединить мечту и фантазию художника с мастерством конструктора и современной техникой производства» (формулу предложила искусствовед-конструктор МДМО Наумова).
Советскую моду, по мнению Правительства, должен был отличать демократизм, массовость, «бессословность» и общедоступность. Таким образом она противопоставлялась «западной» моде, которая, по представлению партийцев, была «привилегированной» и «буржуазной». При этом не запрещалось заимствовать передовой мировой опыт. В общем, сплошные противоречия.
Для популяризации своей деятельности Дом моделей проводил выставки и показы мод: там представляли новые коллекции. Модные показы сопровождались рассказами искусствоведов, а посетители стационарных выставок могли заполнить анкету, где поделиться мнением о представленной одежде. С 1951 каждый посетитель мог получить консультацию для создания индивидуального стиля.
Дом моделей будет работать несколько десятилетий, а расцвет его деятельности придётся на 1960–70-е годы.
Как выглядели советские модницы
Женщины оставались основными заказчиками модной индустрии. Все, кто мог покупать новую одежду и избавиться от практичных мужеподобных нарядов, при первой же возможности делали это. Речь, конечно, о жительницах крупных городов, где уже работали Дома мод — Москве, Петербурге, Минске, Киеве, Риге, Львове.
Модница второй половины 40-х носила:
- подкладные плечи;
- расклешённые платья с узкой талией;
- юбки и платья длиной чуть ниже колена;
- блузки с рукавами-фонариками;
- тирольские шляпы;
- маленькие шляпки;
- туфли на платформе или танкетке.
Набор не случаен: мы уже рассказали о трофейных кинолентах, героини которых блистали именно в таких нарядах. В женскую моду прочно вошли наплечники: они делали силуэт похожим на песочные часы. Их пришивали не только к пальто, но и к блузкам, и платьям. Некоторые историки моды предполагают, что эта тенденция связана с желанием женщин выглядеть сильнее, так это или нет — судить не берёмся. Например, брюки почти не носили, хотя, разумеется, никаких запретов на них не было.
Другой обязательный атрибут модницы — маленькая шляпка: «таблетка» (круглая шляпка сдвинутая на макушку) и «арбузная корка» (полумесяц от уха до уха). Преимущество таких шляпок в том, что большая часть волос остаётся открытой, а значит можно продемонстрировать и причёску, и новый головной убор. Иронично щапочки называли «менингитками», хотя любительницы таких шляпок утверждали, что они отлично оберегают голову от мороза.
Параллельно с немецким стилем в моду вошёл испано-латиноамериканский. Для советских женщин он выражался в юбках и платьях в горошек, беретах и тюрбанах. Последние трудно было найти в продаже, потому их роль исполняла сложенная полоской косынка, которую заматывали на макушке концами вверх.
Если одежду ещё можно было найти в магазинах, то обувь и чулки в послевоенные годы были в остром дефиците. Достать капроновые чулки считалось большой удачей. Впрочем, эта проблема характерна не только нашей страны, а для всей послевоенной Европы. Зарубежные модницы решали проблему творчески: рисовали швы и пятки на ногах или красили кожу в цвет чулок. Делали ли так в СССР, точно неизвестно — найти фотографии или другие источники не удалось. Советские женщины заменяли чулки белыми носочками и носили с туфлями и босоножками.
Мужская мода
Мужская мода развивалась не так бурно, как женская. Большинство мужчин продолжали носить военную форму: не только из-за недостатка новых костюмов, но и из-за популярности образа военного-защитника в целом.
Популярны свободные широкие силуэты, двубортные пиджаки, длинные кожаные пальто и куртки на молнии (их называют «москвички» или «хулиганки»). Во второй половине 1940-х носят рубашки с мягким воротником, укороченные пиджаки, брюки-гольф и вязаные свитера. Галстуки широкие и короткие (противоположность узким галстукам стиляг), узор в горошек или в полоску. Тона преимущественно тёмные, достать костюм светлого оттенка или в полоску считается роскошью. Из головных уборов — фетровые шляпы и кепки-восьмиклинки (в народе «лондонки»).
Стиляги
У большинства сейчас слово «стиляги» прочно ассоциируется с одноимённым фильмом Валерия Тодоровского. В этой музыкальной истории яркие молодые ребята-стиляги противопоставлены скучным и серым комсомольцам. Противостояние в фильме показано гротескно, хотя и в реальности стилягам приходилось убегать от комсомольских активистов.
Общественное мнение нередко видело в стилягах тунеядцев, прохиндеев, хулиганов и, конечно, «подражателей западу». Пожалуй, это стремление выделиться, модно одеться на западный манер и вызывало больше всего недовольства. Внешний вид стиляг высмеивали в карикатурах и фельетонах:
Иностранцы! Иностранки!
Нет! От пяток до бровей
Это местные поганки
Доморощенный Бродвей.
«Бродвеем» на сленге стиляг именовалась правая сторона улицы Горького, одного из главных мест сбора стиляг в столице.
Внешний вид стиляг эволюционировал. В самом начале их облик действительно был почти карикатурным: яркие широкие штаны, мешковатые пиджаки, носки кричащих цветов и широкополые шляпы.
«В дверях зала показался юноша. Он имел изумительно нелепый вид: спина куртки ярко-оранжевая, а рукава и полы зелёные; таких широченных штанов канареечно-горохового цвета я не видел даже в годы знаменитого клёша; ботинки на нем представляли собой хитроумную комбинацию из чёрного лака и красной замши. Юноша опёрся о косяк двери и каким-то на редкость развязным движением закинул правую ногу на левую. Обнаружились носки, которые слепили глаза, до того они были ярки…»
Из воспоминаний Дмитрия Герасимовича Беляева, автора фельетона про стиляг «Типы, уходящие в прошлое».
Ближе к 50-м образ «типичного стиляги» изменился. Стали носить узкие брюки-дудочки, более аккуратные пиджаки с широкими плечами, тонкие галстуки-селёдки, причёска «кок» и лаковые туфли на светлой каучуковой подошве. Девушкам стать «стилягой» было ещё проще: достаточно было ярко накраситься, завить волосы и надеть узкую юбку.
Чего хотели стиляги? Вопрос до сих пор остаётся дискуссионным. Пресса того времени и общественное мнение пытались представить их как лентяев и идейных врагов, которые стремятся подражать «буржуазному образу жизни». Их обвиняли в «низкопоклонстве перед западом» и в том, что они не разделяют коммунистические ценности. Историки видят причину появления такой субкультуры в активизации международных контактов СССР: дипломаты привозили одежду и музыку из зарубежных стран, поэтому их дети стремились вести другой образ жизни.
Можно предположить, что для молодёжи идейная сторона оставалась второстепенной. Стиляги вообще отличались нарочитой аполитичностью. Модная, непохожая на скучную школьную форму одежда, красивые танцы под заграничные ритмы и своя «тусовка» были способом самовыражения и дарили ощущение красивой жизни «как в кино».
Мода второй половины 1940-х характеризуется противоречиями: стремление модно одеваться ограничивалось нехваткой денег, отсутствием товаров, а иногда и общественным мнением (как в случае со стилягами). Жители СССР в поиске новых образов нередко вдохновляются западным кинематографом. Правительство понимало значимость хорошей современной одежды и уже в 1944 учреждает Дом моделей, но нагружает его дополнительными непосильными задачами — контролировать всю швейную промышленность. Дом моделей будет определять модные тенденции следующие несколько десятилетий.
Источник
Подписаться на VATNIKSTAN zen || vk || facebook || telegram
Источник
Михаил Веллер
Легенда о родоначальнике фарцовки Фиме Бляйшице
1. Интеллигентик
В одна тысяча девятьсот пятьдесят третьем годе, как известно, Вождь народов и племен решил устроить евреям поголовно землю обетованную на Дальнем Востоке, и сорока лет ему для этой акции уж никак не требовалось. И составлялись уже по домоуправлениям списки, и ушлые начальницы паспортных столов уже намечали нужным людям будущие освободиться квартиры, и сердобольные соседи в коммуналках делили втихаря еврейскую мебелишку, которую те с собой уволочь не смогут, и громыхал по городу Питеру трамвай с самодельным по красному боку лозунгом «Русский, бери хворостину, гони жида в Палестину». И евреям, естественно, все это весьма действовало на нервы и заставляло лишний раз задуматься о превратностях судьбы, скоротечности земного бытия и смысле жизни.
В двадцать два года людям вообще свойственно задумываться о смысле жизни. Студент Кораблестроительного института, Ефим Бляйшиц писал диплом и отстраненно, как не о себе, соображал, удастся ли ему вообще закончить институт – может быть, заочно? – и как насчет работы кораблестроителя в Приморье. Амур, Тихий океан… да ничего, жить можно. Жил он, кстати, на Восьмой линии Васильевского острова, в комнатушке со старенькой мамой. Мама, как и полагается маме, в силу возраста, опыта и материнской любви, смотрела на развертывающуюся перспективу более мрачно и безнадежно, чем сын, и плакала в его отсутствие. Друг же друга они убеждали, что все к лучшему, жить и вправду лучше среди своего народа, и в Биробиджане, слава Богу, никто их уже не сможет обижать по пятому пункту; а может, все и обойдется.
Пребывать в этом обреченно-подвешенном состоянии было неуютно, особенно если ты маленький, черненький, очкастенький и картавишь: и паспорт не нужно показывать, чтоб нарваться по морде. Фима нарвался тоже раз вечером в метро, несколько крепких подвыпивших ребятишек споро накидали ему по ушам, выдав характеристики проклятому еврейскому племени, и, обгаженный с ног до головы и насквозь, на темном тротуаре подле урны он подобрал окурок подлиннее и, не решаясь ни у кого попросить прикурить, выглотал колючий дым ночью в сортире; кривая карусель в голове несла проклятия и клятвы. Мама проснулась беззвучно, почувствовала запах табака и ничего не сказала.
Будучи человеком действия, назавтра Фима совершил два поступка: купил пачку папирос «Север», бывший «Норд», и пошел записываться в институтскую секцию бокса.
– Куришь? – спросил тренер, перемалывая звуки стальными зубами.
– Нет, – ответил Фима. – Случайность.
– Сколько лет?
– Двадцать два.
– Стар, – с неким издевательским сочувствием отказал тренер, хотя для прихода в бокс Фима и верно был безусловно стар.
– Хоть немного, – с интеллигентской нетвердостью попросил Фима.
– Мест все равно нет, – сказал тренер и брезгливо усмехнулся глазами в безбровых шрамоватых складках. – Но попробовать… Саша! поди сюда. Покажи новичку бокс. Понял? Только смотри, не очень, – сказал им вслед не то, что слышалось в голосе.
– Раздевайся, – сказал Саша и кинул Фиме перчатки.
Стыдясь мятых трусов и бело-голубой своей щуплости, Фима пролез за ним под канат на ринг, где вальсировал десяток институтских боксеров, и был избит с ошеломляющей скоростью и деревянной, неживой жесткой силой, от заключительного удара в печень весь воздух из него вышел с тонким свистом.
– Вставай, вставай, – приказал спокойно тренер, – иди умойся.
– Удар совсем не держит, – якобы оправдываясь, пояснил Саша.
– Иди работай дальше, – сказал ему тренер. И Фиме, растирающему до локтя кровь из носу: – Сам видишь, не твое. – Неприязненно: – Покалечат, потом отвечай за тебя.
Очки сидели на лице как-то странно, на улице он старался прятать в сторону лицо, дома в зеркало увидел, что его тонкий ястребиный носик налился сизой мякотью и прилег к щеке.
– На тренировке был, – пояснил он матери, и больше расспросов не возникало.
Нос так и остался кривоватым, что довершило Фимин иудейский облик до полукарикатурного, «мечта антисемита».
В портфеле же он стал носить с тех пор молоток, поклявшись при надобности пустить его в ход; что, к счастью, не потребовалось.
Тем временем соседки на кухне травили мать тихо и въедливо, как мышь; об этом сын с матерью тоже, по молчаливому и обоим ясному уговору, не разговаривали.
Это неверно, когда думают, что евреям так уж всю историю и не везет. Потому что смерть Сталина в марте 53 была замечательным везением, вопрос о переселении отпал, врачи-убийцы как бы вместе со всей нацией были реабилитированы, и по утрам соседи на кухне стали здороваться и даже обращаться со всяким мелким коммунальным сотрудничеством. И Фима благополучно получил диплом и был распределен на завод с окладом восемьсот рублей.
Но так и оставался, разумеется, маленьким затурканным евреем.
2. Открытие
Сначала появились стиляги. Сначала – в очень небольшом количестве.
Пиджаки они носили короткие, а брюки – легендарно узкие. Рубашки пестрые, а туфли – на толстой подошве. И стриглись под французскую польку, оставляя спереди кок; а лучших мужских парикмахерских было две: одна – в «Астории», а другая – на Желябова, рядом с Невским.
В милиции им норовили – обычно не сами милиционеры, а патриотичные народные дружинники – брюки распарывать, а коки состригать, о чем составлять акт и направлять его в деканат или на работу. Пресса рассматривала одевающихся так молодых людей как агентов ползучего империализма:
Иностранцы? Иностранки?
Нет! От пяток до бровей —
это местные поганки,
доморощенный Бродвей!
Затем прошел исторический XX Съезд Партии, была объявлена оттепель и чуть ли не свобода, и страху в жизни стало куда поменьше, а надежд и оптимизма куда побольше.
А еще через год состоялся впервые в Союзе Международный фестиваль молодежи и студентов, наперли толпы молодых со всего мира, и после этого (мы отслеживаем сейчас только одно из следствий, которое и вплетено нитью в нашу историю) стиляг стало хоть пруд пруди: представители прогрессивной молодежи западных, южных и восточных стран покидали гостеприимную Советскую Россию в туфлях на босу ногу, запахивая пиджачки на голых, без рубашек, грудях: гардероб оставался на память о дружбе и взаимопонимании их московским и ленинградским приятелям.
Стукачей участвовало в празднестве уж не меньше, чем иностранцев, и дружили только самые безоглядные и храбрые, – кроме специально выделенных для дружбы, разумеется, и проинструктированных, как именно надо дружить.
Фиму с его рожей никто дружить не уполномачивал; он и не дружил – опасался: дурак, что ли. Но глядя, как переходят на тела земляков шикарные и тонные шмотки, все крутил он и обдумывал одну нехитрую мыслишку.
Он эту мыслишку не один, уж надо полагать, обдумывал, но именно он, похоже, подошел к ней первый со всей еврейской глубиной и основательностью. Потому что на второй день фестиваля сообщил маме, что ему надо поговорить с хорошим старым адвокатом, какой, вроде, был среди ее знакомых.
– Что случилось? – испугалась мама.
– Ничего не случилось, – твердо заверил Фима.
– Так зачем тебе адвокат? – побледнела мама.
– Чтоб и впредь никогда ничего не случилось, – твердо заверил сын.
Адвокат, разумеется, тоже был еврей, и принимал Фиму в такой же комнатушке коммуналки. Фима развязал испеченный мамой пирог, размял папиросу и посмотрел на адвоката.
– Розочка, сходи в булочную, – попросил адвокат жену.
– Так какие же у вас неприятности? – спросил он. – Слушаю.
– Слушайте внимательно, – сказал Фима, – и если можно, тут же забывайте. Никаких неприятностей нет и быть никогда не должно. Может ли иностранец подарить мне галстук?
Источник