Кармен делль орефиче без макияжа

Первая обложка Кармен делль’ орефайс

Кармен, мы с вами познакомились через моего друга, всемирно известного иллюстратора Дэвида Даунтона. Расскажите о вашей первой встрече с ним.

Почему-то он захотел писать с меня портрет. Тогда я сказала: «Нет-нет, я не позирую художникам. Это очень изматывает, мне будет нужно просидеть в одной позе не двигаясь». Я знаю это, потому что когда-то позировала Сальвадору Дали. Тебе нельзя и пошелохнуться, затекает шея, всё болит. Позировать — очень сложно.

То есть вы хотите сказать, что не любите работу модели?

Не имеет значения, какой именно моделью вы работаете: как бы замечательно это ни казалось со стороны, это тяжелый труд. Духовная дисциплина, которую вы обязаны сохранить, несмотря на неудобные каблуки на подиуме, неудобство во время позирования художникам, когда вам нужно замереть на полчаса, и у вас всё затекает и вам кажется, что вы сейчас упадете в обморок, — об этой стороне модельного бизнеса умалчивают. Всё веселье происходит перед камерой, потому что там вы чувствуете себя раскованней, вы не находитесь в одном положении, чтобы помочь художнику делать свою работу, которая состоит в том, чтобы родить красивое изображение. Чтобы стать профессиональной моделью, нужно тренироваться, как атлет, обладать огромной дисциплиной и мотивацией и беспрекословно любить свою работу!

Вы предпочитаете камеру или подиум?

Камеру, несомненно, камеру, я перед ней преклоняюсь! Меня тренировал Вячеслав Свобода, великий балетмейстер, преподававший девочкам в Ballet Russe. Так что именно там я развила в себе внутреннюю дисциплину и умение владеть своим телом. Из-за проблем со здоровьем мне пришлось покинуть балет. Но благодаря ему и другим сферам искусства я получила невероятное образование. Другого образования у меня не было.

Какой из жизненных уроков оказался для вас главным?

Вы на него смотрите. В мои 82 я прожила много десятилетий, будучи самодостаточной женщиной, ощущая, что жизнь — это веселое приключение и я способна справиться со всеми ее превратностями. Я научилась балансировать, чтобы понять этот мир. Без этого невозможно получить признание, к которому я пришла. 

Фото слева: рекламная кампания Sergio K. F/W 2012 / Фото справа: рекламная кампания Rouge SS 2012

Какие чувства у вас вызвала ваша первая обложка Vogue в 1946 году?

Мне было 14 лет, меня вдохновляли голливудские фотографии 30-х годов, чарующие образы, и я думала: мне никогда такой не стать. Я сошла с автобуса, направляясь в балетную школу, увидела стопку журналов Vogue на углу улицы, где находился газетный киоск, — они были перевязаны веревкой. Я знала, что номер со мной должен был выйти, и я искала его. Я посмотрела вниз и застыла от ужаса: мне казалось, что на фотографии я выгляжу как маленький мальчик. Мои волосы были собраны сзади в пучок — точно как в балете. Эрвин Блюменфельд, фотограф, знал о том, что я занимаюсь балетом, и решил уложить мои волосы назад. На мне были украшения Van Cleef & Arpels, и я будто бы рассматривала себя в зеркале. Уже будучи взрослой, я понимаю, насколько красиво это было, но тогда, ребенком, я была страшно разочарована. Я попросила продавца развязать веревку: я была уверена, что обложка второго журнала, находящегося под тем, на который я смотрела, будет лучше. И потом я поняла, что все они одинаковые. Я едва не расплакалась от разочарования. Разве это не забавно?

Расскажите о вашем детстве.

Я росла во времена Первой депрессии. Я родилась в 1931 году, мои родители были художниками: моя мать была танцовщицей, мой отец играл на скрипке в симфоническом оркестре, и мы голодали. Мы были настолько бедны, что у нас не было денег на то, чтобы сходить в кино. У меня не было друзей, мой отец не жил с моей матерью, и каждый раз, когда мы переезжали, наши вещи выбрасывали через окно, потому что мы не могли больше платить за аренду. Тогда я познакомилась с Вячеславом Свободой, который при первой нашей встрече бросил на меня взгляд и произнес: «Я буду давать ей уроки бесплатно». Иметь возможность приходить в одно место постоянно, три-четыре раза в неделю, стоять у перил и выполнять задания правильно было настоящим праздником для меня. Балет помог мне понять смысл своего существования. Тогда же у меня развилась пневмоническая лихорадка. Я слегла больше чем на год. Когда я наконец встала с постели, мои кости были слишком слабыми, чтобы делать па. Это была моя первая смерть. В тот момент мне было 13. Если бы я тогда знала, что такое суицид!

«Прекратить жить — не тот вариант, который я рассматриваю»

Фото: Ричард Аведон, 1957

Но так началась ваша карьера модели!

Да, это произошло достаточно случайно. Модельная карьера — пожалуй, единственное, что было близко к балету. На меня надевали прекрасные меховые шубы, шляпы, и со временем я научилась притворяться.

Расскажите о вашем знакомстве с Дианой Вриланд.

Я встречалась с одним из ее сыновей. Зная об этом, она пригласила меня к себе в офис. Диана хотела, чтобы я поработала с Ричардом Аведоном: он не хотел меня фотографировать, поскольку в тот момент меня снимали все — Битон, Херст… У фотографов была сильная конкуренция. Диана настаивала, чтобы Аведон работал со мной. Впоследствии мы с ним очень искренне полюбили друг друга, но начиналось все с принудительной съемки. Когда я пришла к ней, Диана усадила меня в кресло, подошла ко мне сзади — у нее было огромное зеркало в кабинете, — я сидела, потупив взор, даже не зная, что она стоит за моей спиной. В тот момент она взяла меня за шею со словами: «Ассистент, принесите мне сантиметр! Если к следующей неделе твоя шея вырастет на дюйм, я отправлю тебя в Париж!»

Какова самая большая перемена, которую пришлось перенести моде в XX веке?

Массовое производство. Рост населения. Это чудо, что мир моды к этому приспособился.

В чем секрет вашей красоты?

Много сна и правильная пища. Что нужно есть мне, не нужно есть вам. Научиться думать — необходимость жизни. Не делать то, что делает другой человек, бездумно. Есть много подсказок, хороших советов, но нужно думать, подходит ли это вам. Мы все являемся продюсерами для самих себя: мы режиссеры, мы писатели, мы костюмеры своих жизней. В жизни важно стать «вне времени» как можно раньше.

Как же это возможно?

Это принимать всё, видеть всё, всё одновременно. Верить в себя, знать, что весь мир может ошибаться, а ты прав, но это знание должно оставаться при тебе, потому что нужно уважать и мнение других людей. Ведь никто не развивается одинаково. Если вы не работаете сердцем, если вы не понимаете, куда направить свою страсть, вы можете просто проспать всю жизнь и закончить ее обычным пожилым человеком. Но вы не станете таким, если ранее были достаточно мужественны. Сейчас я планирую жить до 100 лет. Я думаю, может, в 100 я все-таки выйду на пенсию. Может быть.

Зачем вам вообще выходить на пенсию? Это ведь ненужная условность.

Когда у меня берут интервью, то непременно задают вопрос: «Вы думаете об уходе на пенсию?», «Когда вы думаете уйти на пенсию?» Я же отвечаю: «Я выхожу на пенсию каждый вечер, так что я использую это слово, когда засыпаю». Прекратить жить — не тот вариант, который я рассматриваю. Потому что когда моя жизнь прекратится, я надеюсь быть на высоких каблуках, и тогда я не замечу разницы. Я надеюсь, что изменила мир. То, что подумают обо мне после, для меня не имеет значения.