Татуировки на лице над бровью

  Первую татуировку я набила незадолго до совершеннолетия. Сделала её в честь своего партнёра, и хотя мы уже давно не вместе, не жалею — этот рисунок напоминает о важном периоде. О том, что я сделала тату, родители узнали только через год — мама тогда надеялась, что это сотрётся. Через некоторое время я купила собственную машинку и следующие татуировки делала себе сама.

На рисунок на лице меня вдохновил Йен Левин (тату-мастер. — Прим. ред.) — по-моему, он одним из первых почувствовал, что татуировка в России будет развиваться как искусство, стиль и образ жизни. Тогда, восемь лет назад, массовое увлечение тату ещё только набирало обороты, открывались салоны, и его работы выглядели чем-то крутым и новым. Я безумно прониклась его стилистикой и сделала себе листик над бровью. Мне кажется, тогда даже в Москве с забитыми лицами ходило человек десять-пятнадцать, не больше. Люди периодически оборачивались на меня, тыкали пальцем — это было неприятно. Вторую татуировку на лице я сделала в двадцать три года: это коробочка мака с длинным стеблем, который проходит через щеку и шею.

С двух лет у меня обожжено тридцать процентов тела — в детстве мне пересаживали кожу, переливали кровь, я много времени провела в реанимации, и всё это сильно повлияло на мой взгляд на мир. Думаю, именно отсюда и моё увлечение татуировками. Они напоминают мне о разных периодах моей жизни, плохих и хороших, обо всех трудностях и испытаниях. Не все мои татуировки красивы, но глядя на них, я погружаюсь в прокуренную кухню своей юности, вспоминаю о людях. Меня уже отпустил юношеский максимализм, и я радуюсь, что в восемнадцать лет у меня не было денег, иначе я бы забилась с ног до головы. Татуировки юности — это прекрасно, но надо оставить кусочек чистой кожи на будущее, ведь будут ещё моменты, которые захочется увековечить.

Я работаю тату-мастером, поэтому татуировки мне никак не мешают. В целом, я думаю, они точно так же не мешают и врачам, и учителям, и работникам банка. Время изменилось, прогресс идёт, и татуировки стали восприниматься как что-то совершенно обыденное. Хотя всё же случается, что какой-нибудь мужчина подходит ко мне и начинает говорить, зачем я, такая красивая, себя изуродовала. Я пытаюсь доказать, что они задают неверный вопрос: какая разница, как я выгляжу? Большинство людей с татуировками, которых я встречала, добрые, вежливые, заботятся об экологии и окружающей среде. Как вообще по внешнему виду можно судить человека?

  Коротко рассказать обо всех моих татуировках вряд ли получится — у меня их много и каждая связана с каким-то периодом, что-то вроде дневника, который ты ведёшь на собственном теле. Проще сказать, что незабитыми остались только голова и частично бёдра. Первую татуировку, сердце из частей скейтборда, я сделал в двадцать два года. На первые татуировки меня вдохновила музыка, металлюги, все такие расписные и с пирсингом. Позже я открыл для себя сайт о бодимодификации, там увидел, что такое full body suit (татуировка, охватывающая всё тело. — Прим. ред.), и с тех пор постепенно иду к тому, чтобы все рисунки на моем теле слились в один большой.

На лице у меня единственная татуировка, которую я сделал одиннадцать лет назад. Она ничего не означала, я просто хотел украсить лицо, как бы банально это ни звучало. После этого начались проблемы с трудоустройством. Я жил в Выборге, это небольшой городок, и, кажется, я там был один с подобной татуировкой. Летом я работал тренером по теннису — здесь большее значение имел мой опыт, чем внешний вид. А вот зимой места для тренировок не хватало, приходилось искать другую работу, и были трудности. Потенциальным работодателям мои татуировки казались какой-то дикостью, меня боялись брать даже продавцом. Это сейчас продавец с забитыми руками — норма, а тогда тату на любом видном месте было табу. Со временем татуировка на лице стала для меня своего рода инициацией — переходом из беззаботного возраста к периоду, когда надо было «шустрить». В общем, я сам себе создал проблемы, но не жалею.

Мама всегда с пониманием относилась к моим увлечениям. Не думаю, что ей сильно нравились мои татуировки, но единственное, за что она меня упрекала, — мой раздвоенный язык. А вот отец у меня армейской закалки, он говорил: «Нравится картинка — повесь на стену, зачем разрисовывать себя?» На мою татуировку на лице он отреагировал очень болезненно. Но это было давно, сейчас я уже сам отец.

Если говорить о реакции окружающих, то крестящиеся бабули — это норма. Люди очень любят навязывать мне своё мнение, о котором я не спрашивал. Почему оно должно меня интересовать? Я считаю, люди, отпускающие шутки и язвительные комментарии в мой адрес, просто пытаются самоутвердиться за чужой счёт. Любимая реакция на мои татуировки? Однажды человек сказал: «Дочка, смотри, это дядя из „Звёздных войн“». Типа я — Дарт Вейдер. Мне это польстило.

  Ещё в подростковом возрасте меня безумно привлекали татуировки, пирсинг и люди с ними. Этот интерес заметила мама и на шестнадцатилетие подарила мне первую татуировку. В Литве, где я тогда жила, можно делать тату с шестнадцати лет с разрешения родителей. Плотно я стала забиваться после того, как попала на работу в тату-салон. Сейчас моё тело покрыто татуировками процентов на 80-85. Считать их я давно перестала. Я никогда не вкладывала глубокий смысл в татуировки — для меня это эстетика и самовыражение.

Первую татуировку на лице я решила сделать спонтанно. Она на виске, и при желании я всегда могу её скрыть. Вторую, над бровью, я «вынашивала» долго и сильно нервничала перед сеансом: волнующе было делать тату на таком видном месте. Ради этого я летала в Англию к известному мастеру, которому доверилась на все сто.

Когда я стала забивать видимые места, например шею и руки, родители не особенно этому обрадовались, но в целом реагировали вполне спокойно. Единственное, о чём попросила мама, — не делать на лице больше татуировок, чем уже есть. Партнёр всегда меня поддерживал — он тоже плотно забит, как и я. У нас была забавная ситуация на Бали: когда мы ужинали в ресторане, к нам подошла официантка и спросила, можно ли с нами сфотографироваться. Мы согласились, и тут вся работа заведения остановилась, пришли даже повара и хозяин. В итоге получилось групповое фото, которое хозяин пообещал повесить в ресторане. Мы думаем, они решили, что мы какие-то рок-звёзды из Европы.

Татуировки мне никогда не мешали, скорее наоборот: из-за повышенного внимания люди больше к тебе прислушиваются и легче запоминают. Те, кто знакомится со мной ближе, говорят, что спустя десять-пятнадцать минут общения уже и не замечают мои татуировки. В целом реакция сильно зависит от страны: в Скандинавии прохожие реагируют на меня абсолютно спокойно, а вот в Прибалтике люди публично высказывают удивление. Бывает, что за спиной я слышу: «Фу, ужас, посмотри, как себя изуродовала». Мне всегда становится весело от подобных комментариев. Бывает и наоборот — люди восхищаются, задают вопросы. Самый популярный: «А было ли больно?» На что я отвечаю: татуировки — это всегда больно.

Я тату-мастер, и для людей моей профессии рисунки — это не минус, а огромный плюс. Вот если бы я решила работать по специальности (по образованию я дизайнер интерьера), думаю, я бы столкнулась с трудностями. Хочется верить, что мир меняется. Я всегда радуюсь, когда вижу забитого человека, работающего в аптеке, магазине или баре. Надеюсь, что скоро такого же человека с татуировкой на лице можно будет увидеть даже среди работников банка или юридической фирмы.

  Первая татуировка, которая появилась на моём теле, — это надпись с моим именем. Я набил её на руке лет в тринадцать, и, честно говоря, уже не помню, что меня подвигло. Вообще все мои тату сделаны спонтанно; я никогда не относился к этому серьёзно, мной двигали эмоции. На моём теле есть и далеко не самые качественные работы, но я не жалею ни об одной из них.

Родители не обрадовались моим первым тату — мне кажется, такими вещами вообще редко можно порадовать родителей. Но серьёзных скандалов не было — я благодарен любимой маме за то, что она никогда меня не ограничивала. Родители видят, что у меня всё хорошо, а остальное им не важно. Татуировка не меняет личность.

Лет в семнадцать-восемнадцать у меня появились надписи на английском вокруг лица. Я тогда сильно увлекался хип-хопом, и образы «плохих парней» вдохновили меня. Я вкладывал в них определённый смысл, но, к сожалению, в результате всё получилось совсем не так, как я задумывал. Поэтому я решил их перекрыть и нанести на своё лицо новую историю — рисунок в стиле биомеханики и органики. Он ничего особенного не значит, над ним ещё надо много работать.

С появлением татуировок на лице в моей жизни абсолютно ничего не изменилось, кроме того, что стало больше внимания со стороны, и это можно понять. За всё время жизни с татуировками и другими бодимодификациями я встречал разные реакции. Не могу сказать, чего было больше — позитива или негатива, мне всё равно, что думают другие. В Санкт-Петербурге, где я живу, люди вообще как-то проще относятся к нестандартной внешности.

Мешала ли мне татуировка? Я всегда старался работать там, где она будет плюсом или хотя бы не создаст проблем. Я, конечно же, понимал, что в офис меня вряд ли возьмут, поэтому всегда работал там, где мне было бы комфортно. Сейчас я занимаюсь диджеингом, в дальнейшем планирую писать музыку.

  Первую татуировку я сделала ещё в пятнадцать лет, несмотря на то что близкие запрещали. Эта была маленькая надпись на шее «let your fears go», её практически не было видно. Мне тогда просто хотелось понять, каково это, и почти сразу же захотелось продолжить картинную галерею на своём теле. Сейчас мою кожу украшают примерно сорок рисунков разных стилей, размеров и цветов. Первую тату на лице я набила в восемнадцать, для меня она означает полную свободу действий. Близкие отреагировали не лучшим образом, но упрекать и отчитывать не стали. Запретный плод сладок, и если постоянно запрещать, то всё будет делаться назло, не так ли?

Иногда из-за тату мне бывает некомфортно, например на прогулках или когда я иду в магазин — это происходит из-за нездоровой реакции окружающих. Некоторые даже пытаются стереть татуировки с моего лица или потрогать их. Ещё татуировки мешали мне при устройстве на работу: если нужно было общаться с людьми лицом к лицу, мне отказывали. Зато там, куда мне удавалось устроиться, все коллеги быстро понимали, что по внешнему виду судить человека не стоит. Сейчас я нигде официально не числюсь. Работаю на себя, заплетаю дреды, шью борсетки и рюкзаки, рисую картины, путешествую и изучаю мир.

Родители не всегда одинаково реагировали на мои тату. Сначала они были против на все сто процентов и говорили, что я себя порчу, но когда привыкли ко мне такой, их отношение к татуировкам изменилось: мать захотела сделать татуаж бровей, отец начал задумываться, а не сделать ли тоже себе рисунок. Я была очень счастлива.

  Мне сложно посчитать все свои татуировки. Первую я сделал в тринадцать — это был мелкий портак (некачественная, непрофессиональная татуировка. — Прим. ред.) на плече, и с тех пор пошло-поехало. К двадцати годам у меня появилась татуировка на лице — это была идея из разряда «а почему бы и нет?». Я вообще не вкладываю какой-то глубокий смысл в татуировки. Мать, когда в первый раз увидела на моём лице тату, была в шоке, говорила: «Кошмар, это же не свести». Позже я сделал ещё несколько рисунков на висках и щеке.

У меня никогда не было проблем из-за татуировок на лице — я не планировал устраиваться в ФСБ, разведку или серьёзную контору, куда из-за этого могут не взять. Я всю жизнь фрилансил, стоял за барной стойкой — в общем, работал там, где татуировки никак не мешают, а скорее даже приветствуются. Мне кажется, сейчас в обществе в целом совершенно спокойно относятся к татуировкам, хотя ещё в 2013-м я привлекал много внимания и меня обожали школьницы. А теперь не только в больших городах, но и в глубинке людей уже не удивляют рисунки на коже. Я катался по России автостопом, и ко мне везде относились нормально — и дальнобойщики, и бывшие заключённые. Самая негативная реакция, с которой я сталкивался: «Чего ты так разрисовался? Ну и дурак!» Сейчас даже бабули в метро иногда говорят мне, что я красивый.