Мы смеялись что у него одна бровь

Слуга объявил, что Печорин остался ужинать и ночевать у полковника Н…

– Да не зайдет ли он вечером сюда? – сказал Максим Максимыч, – или ты, любезный, не пойдешь ли к нему за чем-нибудь?.. Коли пойдешь, так скажи, что здесь Максим Максимыч; так и скажи… уж он знает… Я тебе дам восьмигривенный на водку…

Лакей сделал презрительную мину, слыша такое скромное обещание, однако уверил Максима Максимыча, что он исполнит его поручение.

– Ведь сейчас прибежит!.. – сказал мне Максим Максимыч с торжествующим видом, – пойду за ворота его дожидаться… Эх! жалко, что я не знаком с Н…

Максим Максимыч сел за воротами на скамейку, а я ушел в свою комнату. Признаться, я также с некоторым нетерпением ждал появления этого Печорина; по рассказу штабс-капитана я составил себе о нем не очень выгодное понятие, однако некоторые черты в его характере показались мне замечательными. Через час инвалид принес кипящий самовар и чайник.

– Максим Максимыч, не хотите ли чаю? – закричал я ему в окно.

– Благодарствуйте; что-то не хочется.

– Эй, выпейте! Смотрите, ведь уж поздно, холодно.

– Ничего; благодарствуйте…

– Ну, как угодно!

Я стал пить чай один; минут через десять входит мой старик:

– А ведь вы правы: все лучше выпить чайку, – да я все ждал… Уж человек его давно к нему пошел, да, видно, что-нибудь задержало.

Он наскоро выхлебнул чашку, отказался от второй и ушел опять за ворота в каком-то беспокойстве: явно было, что старика огорчало небрежение Печорина, и тем более что он мне недавно говорил о своей с ним дружбе и еще час тому назад был уверен, что он прибежит, как только услышит его имя.

Уже было поздно и темно, когда я снова отворил окно и стал звать Максима Максимыча, говоря, что пора спать; он что-то пробормотал сквозь зубы; я повторил приглашение – он ничего не отвечал.

Я лег на диван, завернувшись в шинель и оставив свечу на лежанке, скоро задремал и проспал бы спокойно, если б, уж очень поздно, Максим Максимыч, взойдя в комнату, не разбудил меня. Он бросил трубку на стол, стал ходить по комнате, шевырять в печи, наконец лег, но долго кашлял, плевал, ворочался…

– Не клопы ли вас кусают? – спросил я.

– Да, клопы… – отвечал он, тяжело вздохнув.

На другой день утром я проснулся рано; но Максим Максимыч предупредил меня. Я нашел его у ворот, сидящего на скамейке. «Мне надо сходить к коменданту, – сказал он, – так пожалуйста, если Печорин придет, пришлите за мной…»

Я обещался. Он побежал, как будто члены его получили вновь юношескую силу и гибкость.

Утро было свежее, но прекрасное. Золотые облака громоздились на горах, как новый ряд воздушных гор; перед воротами расстилалась широкая площадь; за нею базар кипел народом, потому что было воскресенье; босые мальчики-осетины, неся за плечами котомки с сотовым медом, вертелись вокруг меня; я их прогнал: мне было не до них, я начинал разделять беспокойство доброго штабс-капитана.

Не прошло десяти минут, как на конце площади показался тот, которого мы ожидали. Он шел с полковником Н…, который, доведя его до гостиницы, простился с ним и поворотил в крепость. Я тотчас же послал инвалида за Максимом Максимычем.

Навстречу Печорина вышел его лакей и доложил, что сейчас станут закладывать, подал ему ящик с сигарами и, получив несколько приказаний, отправился хлопотать. Его господин, закурив сигару, зевнул раза два и сел на скамью по другую сторону ворот. Теперь я должен нарисовать его портрет.

Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение, способное переносить все трудности кочевой жизни и перемены климатов, не побежденное ни развратом столичной жизни, ни бурями душевными; пыльный бархатный сюртучок его, застегнутый только на две нижние пуговицы, позволял разглядеть ослепительно чистое белье, изобличавшее привычки порядочного человека; его запачканные перчатки казались нарочно сшитыми по его маленькой аристократической руке, и когда он снял одну перчатку, то я был удивлен худобой его бледных пальцев. Его походка была небрежна и ленива, но я заметил, что он не размахивал руками – верный признак некоторой скрытности характера. Впрочем, это мои собственные замечания, основанные на моих же наблюдениях, и я вовсе не хочу вас заставить веровать в них слепо. Когда он опустился на скамью, то прямой стан его согнулся, как будто у него в спине не было ни одной косточки; положение всего его тела изобразило какую-то нервическую слабость: он сидел, как сидит бальзакова тридцатилетняя кокетка на своих пуховых креслах после утомительного бала. С первого взгляда на лицо его я бы не дал ему более двадцати трех лет, хотя после я готов был дать ему тридцать. В его улыбке было что-то детское. Его кожа имела какую-то женскую нежность; белокурые волосы, вьющиеся от природы, так живописно обрисовывали его бледный, благородный лоб, на котором только по долгом наблюдении можно было заметить следы морщин, пересекавших одна другую и, вероятно, обозначавшихся гораздо явственнее в минуты гнева или душевного беспокойства. Несмотря на светлый цвет его волос, усы его и брови были черные – признак породы в человеке, так, как черная грива и черный хвост у белой лошади. Чтоб докончить портрет, я скажу, что у него был немного вздернутый нос, зубы ослепительной белизны и карие глаза; о глазах я должен сказать еще несколько слов.

Во-первых, они не смеялись, когда он смеялся! Вам не случалось замечать такой странности у некоторых людей?.. Это признак или злого нрава, или глубокой постоянной грусти. Из-за полуопущенных ресниц они сияли каким-то фосфорическим блеском, если можно так выразиться. То не было отражение жара душевного или играющего воображения; то был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный; взгляд его – непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлял по себе неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если б не был столь равнодушно спокоен. Все эти замечания пришли мне на ум, может быть, только потому, что я знал некоторые подробности его жизни, и, может быть, на другого вид его произвел бы совершенно различное впечатление; но так как вы о нем не услышите ни от кого, кроме меня, то поневоле должны довольствоваться этим изображением. Скажу в заключение, что он был вообще очень недурен и имел одну из тех оригинальных физиономий, которые особенно нравятся женщинам светским.

Читайте также:  Levissime краска для бровей и ресниц графит

Лошади были уже заложены; колокольчик по временам звенел под дугою, и лакей уже два раза подходил к Печорину с докладом, что все готово, а Максим Максимыч еще не являлся. К счастию, Печорин был погружен в задумчивость, глядя на синие зубцы Кавказа, и кажется, вовсе не торопился в дорогу. Я подошел к нему.

– Если вы захотите еще немного подождать, – сказал я, – то будете иметь удовольствие увидаться с старым приятелем…

– Ах, точно! – быстро отвечал он, – мне вчера говорили: но где же он?

Я обернулся к площади и увидел Максима Максимыча, бегущего что было мочи… Через несколько минут он был уже возле нас; он едва мог дышать; пот градом катился с лица его; мокрые клочки седых волос, вырвавшись из-под шапки, приклеились ко лбу его; колени его дрожали… он хотел кинуться на шею Печорину, но тот довольно холодно, хотя с приветливой улыбкой, протянул ему руку. Штабс-капитан на минуту остолбенел, но потом жадно схватил его руку обеими руками; он еще не мог говорить.

– Как я рад, дорогой Максим Максимыч. Ну, как вы поживаете? – сказал Печорин.

– А… ты?.. а вы? – пробормотал со слезами на глазах старик, – сколько лет… сколько дней… да куда это?..

– Еду в Персию – и дальше…

– Неужто сейчас?.. Да подождите, дражайший!.. Неужто сейчас расстанемся?.. Столько времени не видались…

– Мне пора, Максим Максимыч, – был ответ.

– Боже мой, боже мой! да куда это так спешите?.. Мне столько бы хотелось вам сказать… столько расспросить… Ну что? в отставке?.. как?.. что поделывали?..

– Скучал! – отвечал Печорин, улыбаясь.

Источник

Òåëåãà æèçíè
Ñ óòðà ñàäèìñÿ ìû â òåëåãó,
Ìû ðàäû ãîëîâó ñëîìàòü
È, ïðåçèðàÿ ëåíü è íåãó,
Êðè÷èì: ïîø¸ë! åá¸íà ìàòü!

Ìû ïèëè — è Âåíåðà ñ íàìè
Ñèäåëà, ïðåÿ, çà ñòîëîì.
Êîãäà æ âíîâü ñÿäåì â÷åòâåðîì
Ñ áëÿäüìè, âèíîì è ÷óáóêàìè?

«Ñìååòåñü âû, ÷òî äåâîé áîéêîé»

Ñìååòåñü âû, ÷òî äåâîé áîéêîé
Ïëåíåí ÿ, ìèëîé ïîëîìîéêîé.

Îíà íå ñòàðàÿ ìèãóøêà,
Íå êðèâîæîïàÿ âîñòðóøêà
È íå ïëåøèâàÿ åáóøêà.

«Îò âñåíîùíîé âå÷îð èäÿ äîìîé»

Îò âñåíîùíîé âå÷îð èäÿ äîìîé,
Àíòèïüåâíà ñ Ìàðôóøêîþ áðàíèëàñü;
Àíòèïüåâíà îòìåííî ãîðÿ÷èëàñü.
«Ïîñòîé, — êðè÷èò, — óïðàâëþñü ÿ ñ òîáîé;
Òû äóìàåøü, ÷òî ÿ óæ ïîçàáûëà
Òó íî÷ü, êîãäà, çàáðàâøèñü â óãîëîê,
Òû ñ êðåñòíèêîì Âàíþøêîþ øàëèëà?
Ïîñòîé, î âñåì óçíàåò ìóæåíåê!»
— Òåáå ëü ãðîçèòü! — Ìàðôóøêà îòâå÷àåò:
Âàíþøà — ÷òî? Âåäü îí åùå äèòÿ;
À ñâàò Òðîôèì, êîòîðûé ó òåáÿ
È äåíü è íî÷ü? Âåñü ãîðîä ýòî çíàåò.
Ìîë÷è æ, êóìà: è òû, êàê ÿ, ãðåøíà,
À âñÿêîãî ñëîâàìè ðàçîáèäèøü;
 ÷óæîé ïèçäå ñîëîìèíêó òû âèäèøü,
À ó ñåáÿ íå âèäèøü è áðåâíà.

Ðàççåâàâøèñü îò îáåäíè,
Ê Êàòàêàçè åäó â äîì.
×òî çà ãðå÷åñêèå áðåäíè,
×òî çà ãðå÷åñêèé ñîäîì!
Ïîäîãíóâ ïîä ï*çäû íîãè
Çà âàðåíüåì, ñðåäü ïðîõëàä,
Êàê åãèïåòñêèå Áîãè,
Äàìû ïðåþò è ìîë÷àò.

«Ïðèçíàþñü ïðåä âñåé Åâðîïîé, —
Õðîìîíîãàÿ êðè÷èò: —
Ìàâðîãåíèé ñòàðîæîïûé
Äóøó, ñåðäöå ìíå òîìèò.
Ìóæ! Âîòùå êàðìàíû ãðóçíî
Òû íàáèë â ñåìüå ìîåé.
È âîòùå òû ïÿòèøü ãóçíî,
Ìàâðîãåíèé ìíå ìèëåé».

Çäðàâñòâóé, êðóãëàÿ ñîñåäêà!
Òû áðàí÷èâà, òû ñêóïà,
Òû íåëîâêàÿ êîêåòêà,
Òû ïëåøèâà, òû ãëóïà.
Ãîâîðèòü ñ òîáîé íåò ìî÷è —
Âñå ïðîùàþ! Áîã ñ òîáîé:
Òû ñ óòðà äî òåìíîé íî÷è
Ðàäà â áàíê èãðàòü ñî ìíîé.

Âîò åâðåéêà ñ Òàäàðàøêîé.
Ïëàìÿ ïûøåò â ïîäëåöå,
Ëàïó äåðæèò ïîä ðóáàøêîé,
Ðûëî íà åå ëèöå,
Âåñü îò óæàñà õëàäåþ:
Àõ, åâðåéêà, Áîã óáüåò!
Åñëè âåðèòü Ìîèñåþ,
Ñêîëîòîæíèöà óìðåò.

Òû íàêàçàíà ñåãîäíÿ
È òåáÿ ïðîíçèë Àìóð,
Î ÷óâñòâèòåëüíàÿ ñâîäíÿ,
Î êðàñà ìîëäàâñêèõ äóð.
Ñìîòðèøü: êàæäàÿ äåâèöà
Ïðåä òîáîþ ñ ìîëîäöîì,
Òû æ îäíà, ìîÿ âäîâèöà,
Ñ óêàçàòåëüíûì ïåðñòîì.

Òû óìíà, âåëåðå÷èâà,
Êèøèíåâñêàÿ Æàíëèñ,
Òû áåëà, æèðíà, øóòëèâà,
Ïó÷åîêàÿ Òàðòèñ.
Íå õî÷ó ñóäèòü ÿ ñòðîãî,
Íî ê òåáå íå ëüíåò äóøà —
Òàê ïîñëóøàé, ðàäè Áîãà,
Áóäü ãëóïà, íî õîðîøà.

«Áðîâè öàðü íàõìóðÿ»
Áðîâè öàðü íàõìóðÿ,
Ãîâîðèë: «Â÷åðà
Ïîâàëèëà áóðÿ
Ïàìÿòíèê Ïåòðà».
Òîò ïåðåïóãàëñÿ.
«ß íå çíàë!.. Óæåëü?» —
Öàðü ðàñõîõîòàëñÿ.
«Ïåðâûé, áðàò, àïðåëü!»

Ãîâîðèë îí ñ ãîðåì
Ôðåéëèíàì äâîðöà:
«Âåøàþò çà ìîðåì
Çà äâà ÿèöà!
Òî åñòü ðàçóìåþ, —
Âäðóã ïðèìîëâèë îí, —
Âåøàþò çà øåþ,
Íî æåñòîê çàêîí».

«Äåëüâèãó»
Äðóã Äåëüâèã, ìîé ïàðíàññêèé áðàò,
Òâîåé ÿ ïðîçîé áûë óòåøåí,
Íî ïðèçíàþñü, áàðîí, ÿ ãðåøåí:
Ñòèõàì ÿ áîëüøå áûë áû ðàä.
Òû çíàåøü ñàì: â ìèíóâøè ãîäû
ß íà áðåãó ïàðíàññêèõ âîä
Ëþáèë ìàðàòü ïîýìû, îäû,
È äàæå çðåë ìåíÿ íàðîä
Íà êóêîëüíîì òåàòðå ìîäû.
Áûâàëî, ÷òî íè íàïèøó,
Âñå äëÿ èíûõ íå Ðóñüþ ïàõíåò;
Îá ÷åì öåíçóðó íè ïðîøó,
Îòî âñåãî Òèìêîâñêèé àõíåò.
Òåïåðü åäâà, åäâà äûøó!
Îò âîçäåðæàíüÿ ìóçà ÷àõíåò,
È ðåäêî, ðåäêî ñ íåé ãðåøó.
Ê íåâåðíîé ñëàâå ÿ õëàäåþ;
È ïî ïðèâû÷êå ëèøü îäíîé
Ëåíèâî âîëî÷óñü çà íåþ,
Êàê ìóæ çà ãîðäîþ æåíîé.
ß ïîçàáûë åå îáåòû,
Îäíà ñâîáîäà ìîé êóìèð,
Íî âñå ëþáëþ, ìîè ïîýòû,
Ñ÷àñòëèâûé ãîëîñ âàøèõ ëèð.
Òàê òî÷íî, ïîçàáûâ ñåãîäíÿ
Ïðîêàçû ìëàäîñòè ñâîåé,
Ãëÿäèò ñ óëûáêîé âàøà ñâîäíÿ
Íà øàøíè ìîëîäûõ áëÿäåé.

«Ìàíñóðîâó»
Ìàíñóðîâ, çàêàäûøíûé äðóã,
Íàäåíü âåíîê òåðíîâûé!
Âçäîõíè — è ðþìêó âûïåé
âäðóã
Çà çäðàâèå Êðûëîâîé.
Ïîâåðü, îíà âåðíà òåáå,
Êàê äåâñòâåííèöà Ëàññè,
Îíà ïîêîðñòâóåò ñóäüáå
È ãîñïîæå Êàçàññè.
Íî ñêîðî ñ÷àñòëèâîé ðóêîé
Íàáîéêó øêîëû ñêèíåò,
Íà áàðõàò ëÿæåò ïðåä òîáîé
È ëÿæå÷êè ðàçäâèíåò.

Читайте также:  Маркер для бровей эйвон отзывы

Ýïèãðàììà íà Äåìáðîâñêîãî
Êîãäà ñìîòðþñü ÿ â çåðêàëà,
Òî âèæó, êàæåòñÿ, Ýçîïà,
Íî ñòàíü Äåìáðîâñêèé ó ñòåêëà,
Òàê âäðóã ïîêàæåòñÿ òàì æîïà.

Ïîäîéäè,
Æàíåòà,
À Ëóèçà — ïîöåëóé,
Âûáðàòü, òàê îáèäèøü;
Òàê íà âñåõ è âñòàíåò õóé,
Òîëüêî âàñ óâèäèøü.

«Ñâîäíÿ ãðóñòíî çà ñòîëîì»
Ñâîäíÿ ãðóñòíî çà ñòîëîì
Êàðòû ðàçëàãàåò.
Ñìîòðÿò áàðûøíè êðóãîì,
Ñâîäíÿ èì ãàäàåò:
«Òðè äåâÿòêè, òóç ÷åðâåé
È êîðîëü áóáíîâûé —
Ñïîð, äîñàäà îò ðå÷åé
È ïðèòîì îáíîâû…

À ïî êàðòàì — æäàòü ãîñòåé
Íàäîáíî ñåãîäíÿ».
Âäðóã ñòó÷àòñÿ ó äâåðåé;
Áàðûøíè è ñâîäíÿ
Âñòàëè, îòîäâèíóâ ñòîë,
Âñå òîëêíóëè öåëêó,
Øåï÷óò: «Êàòÿ, êòî ïðèøåë?
Ïîñìîòðè õîòü â ùåëêó».

×òî? Õîðîøèé ÷åëîâåê…
Ñâîäíÿ ñ íèì çíàêîìà,
Îí ñ áëÿäÿìè öåëûé âåê,
Îí ó íèõ, êàê äîìà.
Áëÿäè â êóõíþ ðóêè ìûòü
Êèíóëèñü ïðûæêàìè,
Îáóâàòüñÿ, ïóêëè âçáèòü,
Ïðûñêàòüñÿ äóõàìè.

Ãîñòÿ ñâîäíÿ ìåæäó òåì
Ëàñêîâî âñòðå÷àåò,
Ïðîñèò ëå÷ü åãî ñîâñåì.
Îí æå âîïðîøàåò:
«×òî, êàê òîðã èäåò ó âàñ?
Áàðûøåé äîâîëüíî?»
Ñâîäíÿ çà ùåêó âçÿëàñü
È âçäîõíóëà áîëüíî:

«Õîòü áûâàëî õóäî ìíå,
Íî òàêîãî ãîðÿ
Íå âèäàëà è âî ñíå,
Õîòü áåæàòü çà ìîðå.
Âåðèòå ëü, ñ Ïåòðîâà äíÿ
Ðîâíî äî ñóááîòû
Âñå äåâèöû ó ìåíÿ
Áûëè áåç ðàáîòû.

×åòâåðûõ ãîñòåé, ãëÿæó,
Áîã ìíå ïîñûëàåò.
ß áëÿäåé èì âûâîæó,
Êàæäûé âûáèðàåò.
Çàíèìàþòñÿ âñþ íî÷ü,
Êîí÷èëè, è ÷òî æå?
Íå ïëàòÿ, ïîøëè âñå ïðî÷ü,
Ãîñïîäè ìîé áîæå!»

Ãîñòü åé: «Ïðàâî, ìíå âàñ æàëü.
Çäðàâñòâóé, äðóã Àíåòà,
×òî çà øëÿïêà! ÷òî çà øàëü,
Ïîäîéäè, Æàíåòà.
À, Ëóèçà, — ïîöåëóé,
Âûáðàòü, òàê îáèäèøü;
Òàê íà âñåõ è âñòàíåò õóé,
Òîëüêî âàñ óâèäèøü».

«×òî æå, — ñâîäíÿ ãîâîðèò, —
Õî÷åòå ëü Æàíåòó?
Ó íå¸ ïèçäà ãîðèò
Èëü âîçüìåòå ýòó?»
Áåäíîé ñâîäíå ãîñòü â îòâåò:
«Íåò, íå áåñïîêîéòåñü,
Ìíå îõîòû ÷òî-òî íåò,
Äåâóøêè, íå áîéòåñü».

Îí óøåë — âñå ñòèõëî âäðóã,
Ñâîäíÿ ïðèóíûëà,
Äðåìëþò äåâóøêè âîêðóã,
Ñâå÷êà âñÿ îïëûëà.
Ñâîäíÿ êàðòû âíîâü áåðåò,
Ìîë÷à âíîâü ãàäàåò,
Íî íèêòî, íèêòî íåéäåò —
Ñâîäíÿ çàñûïàåò.

Источник

Самый яркий пример — красотки из «Инстаграма»: кажется, в Сети уже не осталось ни одного мужчины, который бы не запостил у себя на странице шутку про «Вышел из туалета и не понял, с которой из этих пришел на свидание», не ввернул под фотографией девицы с увеличенными губами комментарий про блуждающий геморрой и не привел барышень с накачанной попой и графичными бровями в качестве примера: вот есть, мол, умные женщины, а есть из «Инстаграма».

Но если открыть его ленту в том же самом «Инстаграме», можно с изумлением обнаружить, что едва ли не половина аккаунтов, на которые он подписан, принадлежат именно таким девушкам — тем, кого он так рьяно осуждает. Очень рьяно.

«Один мой бывший крайне презрительно высказывался о блондинках, модницах, „принцессках“ и „мужиковатых пацанках“.

Мол, первое — это ужасно пошло, искусственно, ужасно. А второе — неженственно, грубо, отдаёт гомосексуальной связью.
Вот мама моя (его) почти не красится, личико чистенькое, без штукатурки, стрижечка русая, юбки всегда до середины колена и ниже, каблучок рюмочкой, пиджачок аккуратненький, блузочка белая скромная, вот как надо.

Всё, что я надевала, было или вульгарно, или мужиковато. Каблук? Пошлость и виляние задом одно. Плоская подошва? Как старуха или мужик. Сделала мелирование? Отвратительная искусственная седина, ещё бы вытравила волосы в блондинку.

Что ж, расстались мы потому, что он изменил мне с наглой, добела „вытравленной“ именно что блондинкой, которая носила и мини с кроссовками и спортивки с каблуками, и совершенно не парилась, кондукторши провинциальных маршруток из-за такой фигни не парятся.

А ныне женат на классической „принцессе“ — яркий блонд, подколотые губы, розовый метровый маникюр, кружева, меха, „Ну миииилый, нууу дляааа своееей деееевочки“»

И если вы думаете, что этот случай абсолютно карикатурный, то вы очень сильно ошибаетесь. Мы попросили наших читательниц рассказать, сталкивались ли они с подобным в своей жизни, и узнали, что все эти истории — как под копирку:

«Муж номер 2. Я должна была ходить только в костюмах — классических, блин, костюмах. На каблуках. Любимые спортивные костюмы и джинсы — в топку. После меня случилась в его жизни официантка, которая из костюмов только униформу знала, джинсы в стразиках и кофточки в пайетках, кроссовки на платформе и прочая классика жанра. Муж номер 3. Аналогичная ситуация, только вместо официантки маникюрша, там бонусом надутые губы и апельсиновые волосы».

«Бывший муж не требовал, но намекал, что надо бы женственнее одеваться. Юбки попробовать носить, волосы отрастить. И быт обустроить красиво — скатерть там, занавеску в ванную с дельфинчиками и половичок такой же. Серебро столовое. Не курить и коньяку не пить. Дамы должны пить винишко.
Женился на юбке с дельфинчиками, орхидея на окне и шторки с люрексом. Вторая жена оставила его без штанов».

«Муж запрещал мне курить, устраивал дикие скандалы и публичные унижения. Например, я курю на балконе с друзьями, которые пришли в гости на праздник, он выходит, выхватывает у всех на глазах у меня сигарету и топит в моей же чашке чая, которую я держу в руках. На глазах у МОИХ старых друзей. Его новая девушка курит как паровоз, конечно же».

«Мой первый муж воображал себя эстетом: всегда высмеивал безвкусно одетых девушек и особенно жестоко — одетых „провинциально“ (даром что сам из провинции). Еще у него было много претензий к женскому телу: лишний вес и целлюлит — эту сразу на костёр, а всех остальных, у кого нет тонких длинных пальцев, красивых кистей, узких запястий и щиколоток, тех в поля, поскольку крестьянки они и есть, фу такими быть.

Однажды я травмировала ногу и месяц провела в гипсовой лангетке от бедра до стопы. Конечно, набрала несколько килограммов. Как он меня за это гнобил! И жирная я, и пузатая, и стыдно смотреть на ЭТО. Чтоб вы понимали масштаб трагедии: „раскабанела“ я с 47 кг до 52.

Потом я его выгнала, а позже мне лентой в соцсети принесло его профиль. Пошла посмотреть, конечно. Женился. Жена — типаж „кровь с молоком“: ширококостная, коренастая, крепкая дева, равномерно покрытая здоровым таким, ладно сидящим жирком. Одежда и украшения — кровь из глаз: много самого дешевого рыночного золота, бижутерии „под золото“, аляповатый маникюр, платья из „стекловолокна“. И ничего, счастлив, судя по всему».

«Был в моей жизни один тип — алкоголик, абьюзер, нарцисс и клинический врун. Сейчас пишу и сама себе не верю, что могла вляпаться в такие нездоровые отношения. Он постоянно заставлял меня ходить на шпильках. И это при том, что и без них ростом был ниже меня. Кроме того, и он, и его маменька любили мне непрозрачно и прилюдно намекать, что мой размер одежды — боже-боже! —  почти L, а это же ужас. Но вишенкой на торте, которую я на всю жизнь запомнила, было предложение оплатить мне операцию по изменению формы глаз. Здесь нужно пояснить, что мой дедушка-китаец наградил всю мою родню по папе немного раскосыми глазами. Не сильно, но восточный колорит во внешности присутствует. И тут мне заявляют, что срочно нужно „подрезать“ уголки глаз, чтобы всё как у людей, а то перед родственниками неудобно. Я, честно говоря, сначала подумала, что он шутит. Но выяснилось, что разрез моих глаз это ещё полбеды, это-то исправить легко. А вот что делать, если наш ребёнок будет на китайца похож?! Вот где кошмар-то самый, что мама скажет! Самое смешное, что женился он на женщине 54-го размера, которая из обуви признает только балетки, а у их сына разрез глаз почему-то один в один, как у меня. Вот есть же справедливость на свете! Особенно для таких идиотов».

И эти люди говорят нам о женской логике.

Принцип «от лучшего к худшему»

Вот что характерно: в таких историях мужчина всегда снижает планку собственных требований. Один требует от жены постоянного саморазвития, чтобы, значит, было о чем с ней поговорить и умным друзьям чтобы представить ее не стыдно, а потом разводится и женится на той, чьи жизненные интересы не простираются дальше сериала «Кармелита» и новостей из жизни звезд; другой требует, чтобы женщина во всех сферах жизни выкладывалась по полной программе — и карьера головокружительная, и внешность модельная, и дом — как с обложки интерьерного журнала, а потом оказывается, что ничего этого не надо ему, а требуется только одно — чтобы жена дома сидела и рожала в борщ; третьему подавай супругу ведическую — чтобы он бил себя пяткой в грудь на том простом основании, что он мужчина, а жена в рот смотрела и восхищалась бы. Потом смотришь — сидит себе под каблуком как миленький, не рыпается: «Да, дорогая, как скажешь, дорогая».

Самый, наверное, яркий пример — участники украинского шоу «Взвешенные и счастливые». В третьем сезоне вместе худели пары. Участник шоу Евгений Могила, толстяк под 150 килограммов живого веса, унижал жену Юлию и жаловался, что ее «туша» его не возбуждает. Инициатором участия в реалити стал он: Евгений угрожал Юле разводом, если она не похудеет. Юля похудела. Она выиграла приз — из основного соревнования Юля выбыла, но дома сбросила больше всех: 61 килограмм.

Евгений тоже сильно похудел, но сразу после шоу собрал вещи и ушел к другой женщине. И с невероятной скоростью растолстел обратно.

Вот Юлия и Евгений на шоу

Вот Юлия в финале шоу

А вот Евгений и его новая жена

Юлия, насколько нам известно, вес обратно не набрала.

Выходит, чем яростнее мужчина осуждал «неправильных» женщин, чем активнее пытался указывать тебе, какой быть, чем дальше готов был зайти в попытках сломать тебя об колено, чтобы «не вздумала превратиться в ЭТО», тем вероятнее, что такое вот «ЭТО» он потом и выберет себе в спутницы жизни. Удивительный парадокс.

Кого они обманывают — нас или себя?

Очевидно, что когда ты оказываешься на месте вот такой бывшей, то испытываешь гамму противоречивых чувств, самое приятное из которых — злорадство: получи же, мол, то, чего боялся, ешь теперь, не обляпайся. Но, согласись, тебе же любопытно знать: кого он обманывал всё это время? Врал тебе, какие девушки ему нравятся, а сам тайком вожделел тех, кого осуждал? Или врал самому себе, потому что признаваться в симпатии к условным муклам (к прелесть каким дурочкам, к барышням plus-size, к натуральным гопницам, etc) — это, как теперь говорят, зашквар?

Нам кажется, что осознанно они не обманывают никого.

Им просто нравится унижать женщину, критиковать женщину, указывать ей, что делать и как жить. Это жалкая, маленькая власть, властишка даже, но уж какая есть. И совсем не факт, что новой девушке такого мужчины тоже не достается — уже за что-нибудь другое.

Еще им нравится думать, что женщина — это трофей. Жена должна подчеркивать статус мужа! Он вам не лох какой-нибудь, чтобы жить с толстой/курящей/колхозно одетой. Пацаны же засмеют!

Некоторые, к счастью, ограничиваются советом из анекдота:

— Доктор, моему соседу 75 лет, и он говорит, что три раза за ночь может!

— Ну и вы говорите! (с)

«Много лет назад у меня был приятель, от которого кипели и плевались кипятком даже самые стройные дамы: юноша находил „жиры“ и „складки“ даже у девушек с явным и обоснованным подозрением на анорексию.

Его любимыми репликами были „Кажется, ты поправилась“ и „Ой, какие наела щёчки“. Он пафосно повторял, что „женская грудь должна быть упругой и накрываться ладонью, а всё, что больше, — это вымя“.

Пел оду маленькому росту, окатывая презрением „кобыл“ и „жирафих“ выше ста пятидесяти пяти. Женщина должна быть миниатюрной. Да, наверное, здесь имеет значение то, что он сам был такой дрищ ростом около метра шестидесяти с небольшим. Сильно терялся на фоне крупных дам.

Он восхвалял „нервные худые пальцы“ и „маленькие сухие стопы“, говорил, что идеальное женское бедро в самой широкой своей части равно по ширине самой широкой части голени. Мог без конца трещать о „гусеницах“ и „свинках“, вид какой-нибудь шаурмы или иного фастфуда в женских руках и зубах его выворачивал репликами про „минуту во рту, час в желудке и всю жизнь на бёдрах“.

Я не знаю, кто из наших знакомых не посылал его после лекции о том, что „после сорока пяти килограммов девушка превращается в бабу и свиноматку“.

Он не обижался: понятное дело, девки осознали, как несовершенны, и им обидно. Но главное, что осознали. Женился он через несколько лет на рослой даме с арбузными грудями и вообще формами глубоко пятидесятых размеров. Она старше и выше его, крутит им, как Наполеон Европой. У них трое детей. Кажется, они вполне счастливы».

Остальные с упорством, достойным лучшего применения, пилят и пилят женщин годами, пилят и пилят, Пигмалионы доморощенные. Каждый искренне верит, что уж он-то выпилит свою Галатею.

Но в один прекрасный бросает напильник и говорит: «Да пошло оно! Я устал, я ухожу!»

И уходит туда, где легко. К той, которую менять не надо, какая есть, такая и хороша. В конце концов, не в пирогах счастье.

Спрашивается, что мешало ему понять эту простую истину сразу и не пытаться вылепить из хорошего лучшее, чтобы потом всё потерять и брать уже что дают, тем и довольствоваться?

А мешала ему убежденность, что женщина ему должна, — на том простом основании, что он мужчина. Ведь если женщина с тобой — это никакое не доказательство любви. Доказательство — это когда она ради тебя на всё готова! Горы свернет! Наизнанку вывернется! Прогнется как угодно, лишь бы угодить! Ну, может, хоть похудеет, а? Что, нет?

Ну нет так нет.

Пойду тогда толстую найду. И пусть она, бывшая, сучка эта крашена, узнает! О, вот тогда она узнает! Вот тогда пожалеет, что не прогибалась, не угождала, не делала, как я говорил! Пусть теперь утрется и поймет, что даже кукла пергидрольная лучше, чем она! Чем лучше? Чем она! Всё — улетел орел в другое гнездышко! Там кормят лучше и не перечат. Бе-бе-бе!

Увлекательно…
Было бы интересно еще почитать, присылайте на почту.

Я соглашаюсь с правилами сайта

Мы отправили на ваш email письмо с подтверждением.

Источник